– Никогда, никогда я не поверю, – горячо лепетала Настя, –что маленьких деток повивальные бабушки находят в огороде, между грядками скапустой. Теперь уж зима, и никаких грядок нет, и бабушка не могла принестиКатерине дочку.

– Фью! – присвистнул про себя Коля.

– Или вот как: они приносят откуда-нибудь, но только тем,которые замуж выходят.

Костя пристально смотрел на Настю, глубокомысленно слушал исоображал.

– Настя, какая ты дура, – произнес он наконец твердо и негорячась, – какой же может быть у Катерины ребеночек, когда она не замужем?

Настя ужасно загорячилась.

– Ты ничего не понимаешь, – раздражительно оборвала она, –может, у нее муж был, но только в тюрьме сидит, а она вот и родила.

– Да разве у нее муж в тюрьме сидит? – важно осведомилсяположительный Костя.

– Или вот что, – стремительно перебила Настя, совершеннобросив и забыв свою первую гипотезу, – у нее нет мужа, это ты прав, но онахочет выйти замуж, вот и стала думать, как выйдет замуж, и все думала, вседумала и до тех пор думала, что вот он у ней и стал не муж, а ребеночек.

– Ну разве так, – согласился совершенно побежденный Костя, –а ты этого раньше не сказала, так как же я мог знать.

– Ну, детвора, – произнес Коля, шагнув к ним в комнату, –опасный вы, я вижу, народ!

– И Перезвон с вами? – осклабился Костя и начал прищелкиватьпальцами и звать Перезвона.

– Пузыри, я в затруднении, – начал важно Красоткин, – и выдолжны мне помочь: Агафья, конечно, ногу сломала, потому что до сих пор неявляется, это решено и подписано, мне же необходимо со двора. Отпустите вы меняали нет?

Дети озабоченно переглянулись друг с другом, осклабившиесялица их стали выражать беспокойство. Они, впрочем, еще не понимали вполне, чегоот них добиваются.

– Шалить без меня не будете? Не полезете на шкап, несломаете ног? Не заплачете от страха одни?

На лицах детей выразилась страшная тоска.

– А я бы вам за то мог вещицу одну показать, пушечку медную,из которой можно стрелять настоящим порохом.

Лица деток мгновенно прояснились.

– Покажите пушечку, – весь просиявший, проговорил Костя.

Красоткин запустил руку в свою сумку и, вынув из неемаленькую бронзовую пушечку, поставил ее на стол.

– То-то покажите! Смотри, на колесках, – прокатил он игрушкупо столу, – и стрелять можно. Дробью зарядить и стрелять.

– И убьет?

– Всех убьет, только стоит навести, – и Красоткинрастолковал, куда положить порох, куда вкатить дробинку, показал на дырочку ввиде затравки и рассказал, что бывает откат. Дети слушали со страшнымлюбопытством. Особенно поразило их воображение, что бывает откат.

– А у вас есть порох? – осведомилась Настя.

– Есть.

– Покажите и порох, – протянула она с просящею улыбкой.

Красоткин опять слазил в сумку и вынул из нее маленькийпузырек, в котором действительно было насыпано несколько настоящего пороха, а всвернутой бумажке оказалось несколько крупинок дроби. Он даже откупорил пузыреки высыпал немножко пороху на ладонь.

– Вот, только не было бы где огня, а то так и взорвет и насвсех перебьет, – предупредил для эффекта Красоткин.

Дети рассматривали порох с благоговейным страхом, ещеусилившим наслаждение. Но Косте больше понравилась дробь.

– А дробь не горит? – осведомился он.

– Дробь не горит.

– Подарите мне немножко дроби, – проговорил он умоляющимголоском.

– Дроби немножко подарю, вот, бери, только маме своей доменя не показывай, пока я не приду обратно, а то подумает, что это порох, и таки умрет от страха, а вас выпорет.

– Мама нас никогда не сечет розгой, – тотчас же заметилаНастя.

– Знаю, я только для красоты слога сказал. И маму вы никогдане обманывайте, но на этот раз – пока я приду. Итак, пузыри, можно мне идти илинет? Не заплачете без меня от страха?

– За-пла-чем, – протянул Костя, уже приготовляясь плакать.

– Заплачем, непременно заплачем! – подхватила пугливоюскороговоркой и Настя.

– Ох, дети, дети, как опасны ваши лета. Нечего делать,птенцы, придется с вами просидеть не знаю сколько. А время-то, время-то, ух!

– А прикажите Перезвону мертвым притвориться, – попросилКостя.

– Да уж нечего делать, придется прибегнуть и к Перезвону.Иси, Перезвон! – И Коля начал повелевать собаке, а та представлять все, чтознала. Это была лохматая собака, величиной с обыкновенную дворняжку, какой-тосеро-лиловой шерсти. Правый глаз ее был крив, а левое ухо почему-то с разрезом.Она взвизгивала и прыгала, служила, ходила на задних лапах, бросалась на спинувсеми четырьмя лапами вверх и лежала без движения как мертвая. Во время этойпоследней штуки отворилась дверь, и Агафья, толстая служанка госпожиКрасоткиной, рябая баба лет сорока, показалась на пороге, возвратясь с базара скульком накупленной провизии в руке. Она стала и, держа в левой руке на отвесекулек, принялась глядеть на собаку. Коля, как ни ждал Агафьи, представления непрервал и, выдержав Перезвона определенное время мертвым, наконец-то свистнулему: собака вскочила и пустилась прыгать от радости, что исполнила свой долг.

– Вишь, пес! – проговорила назидательно Агафья.

– А ты чего, женский пол, опоздала? – спросил грозноКрасоткин.

– Женский пол, ишь пупырь!

– Пупырь?

– И пупырь. Что тебе, что я опоздала, значит, так надо, колиопоздала, – бормотала Агафья, принимаясь возиться около печки, но совсем ненедовольным и не сердитым голосом, а, напротив, очень довольным, как будто радуясьслучаю позубоскалить с веселым барчонком.

– Слушай, легкомысленная старуха, – начал, вставая с дивана,Красоткин, – можешь ты мне поклясться всем, что есть святого в этом мире, исверх того чем-нибудь еще, что будешь наблюдать за пузырями в мое отсутствиенеустанно? Я ухожу со двора.

– А зачем я тебе клястись стану? – засмеялась Агафья, – итак присмотрю.

– Нет, не иначе как поклявшись вечным спасением души твоей.Иначе не уйду.

– И не уходи. Мне како дело, на дворе мороз, сиди дома.

– Пузыри, – обратился Коля к деткам, – эта женщина останетсяс вами до моего прихода или до прихода вашей мамы, потому что и той давно быворотиться надо. Сверх того, даст вам позавтракать. Дашь чего-нибудь им,Агафья?