она обвила шею Муслима, стала жадно целовать его лицо, глаза, язык, губы, не могла оторваться от его губ. Будто хотела заполнить пустоту, которая давно поселилась в ней, и тяготила её.

Муслим не помнит, как он вырвался из рук жены, как выскочил наружу.

Ничего не помнит.

Утром жена долго не вставала. Муслим подошёл к ней, и увидел, что её лицо, глаза, губы, раздулись, опухли. Он даже решил, что жена умерла и закричал.

Но жена не умерла. Кое-как, с опухшими руками и ногами, она встала, чтобы выполнять свою каждодневную работу. Убирать дом, готовить обед, заваривать чай.

…Но с тех самых пор, жена умерла. Видит Бог, с того дня она и умерла!..

… – Сестра Чимназ! Сестра Чимназ! – Муслим звал невестку, которую на той стороне забора было не видно.

– Что случилось, брат Муслим? Или курицы снова перелезли через забор?

– Нет, не в этом дело! Разве можно перелезть через такой высокий забор?

– В чём же дело?

– Надо поставить жене пиявки. Она меня стесняется. Тебя просит.

– Сейчас, брат Муслим, сейчас! Только руки вымою. Было не трудно преодолеть этот забор. Что там забор,

была бы крепость, преодолел бы крепость, смерть мог бы преодолеть.

Свою бы смерть преодолел, но как преодолеть смерть дядиного сына.

Бедный дядин сын!.. Где ты умер, кто тебя похоронил? Может быть, и не похоронил никто, стал добычей стервятников. Даже могилы не осталось.

Почему не осталось? А этот каменный забор, разве не могила твоя?!

Через этот забор можно переступить, но как переступить через эту могилу!..

Не только ты, через эту могилу не способен перешагнуть никто в этом селе, называющий себя мужчиной.

Даже такой человек как мясник Газанфар, не смог переступить через могилу цирюльника Абиля…

Так и остался ты по эту сторону забора. Остался заживо погребённый.

По эту сторону ты, по ту сторону – она.

Было лето. Женщины и дети спали дома, Муслим спал во дворе, под тутовым деревом.

Иногда до него доносились мужские голоса с той стороны каменного забора. Он так и не мог разобрать, ему мерещилось или на самом деле были мужские голоса.

Однажды он не выдержал, как сумасшедший вскочил со своего места, перелез через забор, спустился в тот двор.

Во дворе никого не было.

Муслим ринулся к двери, пинком ноги открыл её, но не так сильно, чтобы не поднимать шума. Как бы то ни было, дядина невеста. Это и его честь.

– Где он? Где этот сукин сын?!..

Муслим кричал, но голос его звучал шёпотом.

– Не хочешь признаваться. Сейчас пройдусь по тебе ремнём, мигом признаешься.

…И какой ремень, из бычьей кожи. Не ремень, кинжал…

Муслим, так и не вытащил свой ремень из бычьей кожи. Ограничился пощёчиной:

– Не бей, братец Муслим, не бей! Богом заклинаю, не бей! – умоляла невеста, и рука Муслима немела, цепенела.

Муслим оттолкнул невесту.

– Если я ещё раз услышу!

– Если еще раз! Ещё раз!

И вдруг он навзрыд заплакал. И так, не переставая плакать, вышел из комнаты, перелез через забор, спустился в свой двор.

Но ещё долго не мог успокоиться.

Сколько лет прошло с того дня, а он до сих пор успокоиться не может.

Постарели мы, брат мой, постарели, и ты, Муслим постарел, и эта невеста постарела, и тутовое дерево постарело.

Эта женщина всех нас состарила!..

Муслим киши в прошлом году срезал тутовое дерево. Она стало совсем трухлявым.

От дяди осталось только это тутовое дерево, остальные деревья он посадил сам. Может быть, поэтому эта женщина сидела около стены, там, где когда-то росло тутовое дерево.

Каждый раз, когда Муслим киши тесал камень, она, волоча свои опухшие ноги, выходила из дома, садилась под окном, где когда-то было тутовое дерево, облокачивалась о стену.

И всё смотрела на Муслима.

Смотрела, смотрела.

Муслим киши взобрался на груду камней, которая лежала у каменного забора.

– Сестрица Чимназ!.. Сестрица Чимназ!

Тётушка Чимназ медленно вышла за порог, посмотрела из-за забора.

– Что случилось – спросила она.

Муслим киши очень тихо произнёс:

– Посмотри, что случилось с этой женщиной?!

Муслим киши не спустился с груды камней, только повернулся к дому.

Он не заметил, когда тётушка Чимназ вошла во двор, как она подошла к жене.

Он только услышал её крик и только тогда спустился с камней, вышел из дома и плача, пошёл по селу».

Послесловие с вопросами без ответов…

Повесть «Камень» – проза поэта. Нет дистанции отстранения. Всё впритык, рассказ и лирический комментарий переплетены.

Спокойное повествование и вдруг, отдельной строкой, «Закончилось», и сразу за этим «закончилось», снова отдельной строкой:

«Спасибо Господи, за твою милость».

То ли действительно покаяние, то ли дубинкой по голове.

Это поводу того, что жена Муслима, наконец, умерла.

Как отнестись к этому «закончилось»? Вопрос, не предполагающий ответа. Главное интонация, настрой, тональность, а куда приведёт читателя холодный разум, остаётся за правилами поэтической игры.

Почти вся повесть рассказывается от лица Муслима. «Почти» потому что, есть рассказ дяди Муслима, есть вставная новелла о Мяснике Газанфаре, цирюльнике Абиле и его жене, но и они не сами по себе.

Всё о том же, о судьбе Муслима.

В начале повести, Муслим киши, старый Муслим, потом узнаём о его детстве, потом Муслим юноша, Муслим взрослый мужчина, и вновь старый Муслим, Муслим киши.

Ключевое слово во всём этом повествовании «киши», мужчина. Не просто пол, не просто возраст, что-то другое, что и становится мерилом его судьбы.

Жена умерла, обрадовался, наконец. Жена умерла, боялся посмотреть на неё. Это в начале повести.

Жена умерла. Взобрался на груду камней у высокого каменного забора. Позвал соседку, невесту дядиного сына. Боялся посмотреть на неё. Услышал крик невестки. Понял то, о чём всегда знал. Заплакал. Спустился с груды камней. Пошёл по селу. Продолжая плакать.

Плакал о жене?

Плакал о себе?

Плакал и о ней, и о себе?

Ключевое слово «киши», мужчина, не просто пол, не просто возраст. Что-то другое, как дамоклов меч, как вечный бич. Приходиться следовать правилам, которые установили предки, стыдно не следовать, но ничего не получается.

Остаётся только горечь. Как итог всей жизни.

В повести «Камень» двое (трое?) настоящих мужчин, которых можно назвать «киши». В том значении, в каком понимают «киши» в селе.

Отец Муслима. Тот, кто мужчина, а не человек, волк, а не человек, «джанавар», а не человек. Захватчик, не знающий, что такое милость и сострадание. Мужчина.

И ещё мясник Газанфар, у которого постоянно в руках нож, потому что каждый день приходится разделывать тушу