Хуже, возможно, с точки зрения его друзей, были некоторые из проявлений этого упадка физического состояния. Дело было не только в том, что Оруэлл был явно болен; скорее в том, что почти каждое общение с ним приводило к новым свидетельствам его ухудшения. Дензил Джейкобс, с которым он вместе дежурил в небольшом карауле в Сент-Джонс-Вуде, вспоминал зловещие хрипы в его груди, когда он спал. Майкл Мейер однажды вызвался сопровождать его на постановку обеих частей "Генриха IV". Поход включал в себя прогулку в пятьсот ярдов до театра в "довольно быстром темпе". Это было слишком тяжело для дыхательной системы Оруэлла, который мог слышать "свист" по крайней мере в течение пяти минут после того, как он добрался до своего места. Рассказ Лидии Джексон об их отношениях имеет странную, патологическую сторону. Ее основные воспоминания о нем были тактильными - "ощущение щетинистых коротких волос на его затылке, прикосновение его губ к моим" - но она также осознавала "слабый, сладковатый запах", исходящий из его рта: Разлагающиеся легкие Оруэлла давали о себе знать.

Как бы он ни стремился облегчить свое состояние. Оруэлл все больше осознавал, как это отразится на его профессиональной жизни. В середине 1940-х годов его заверения агенту и издателю о дате публикации стали включать зловещие оговорки - "если только я не заболею или что-то в этом роде". К этому времени болезнь стала центральной частью его существования, тем, с чем он просыпался утром и ложился спать ночью. Несомненно, это лежало в основе его общего поведения, всей этой молчаливости, неразговорчивости и подавленности духа, о которых так регулярно свидетельствуют его друзья. В основном грустный и одинокий", - утверждал Тоско Файвел. Для художественного критика Майкла Айртона он был просто "Мрачным Джорджем". С другой стороны, в отстраненности Оруэлла есть нечто более элементарное, задумчивое самопоглощение, которое иногда кажется проистекающим из прямого нежелания общаться. Джанетта Вулли вспоминала, как возвращалась на автобусе с одной из вечеринок у Коннолли, где никакие уговоры не могли завязать разговор: "Симпатичный, но с ним довольно трудно найти общий язык", - азартно заключила она. То же самое происходило, когда друзья пытались познакомить его с третьими лицами, которые, как они предполагали, будут конгениальными. Энтони Пауэлл, организовав обед с католическим интеллектуалом Аликом Дру, признал, что встреча не увенчалась успехом: "Антипатии не было, равно как и общения". Дружеские отношения Оруэлла, вы чувствуете, происходили на его собственных условиях. Они не могли быть навязаны свыше.

Во многом эта сдержанность была вызвана его поврежденным горлом, неспособностью быть услышанным в трех- или четырехсторонних разговорах, что часто заставляло его уходить в молчание, быть призраком на празднике, довольствующимся собственной компанией, пока за столом полно сотрапезников, болтающих без умолку. В небольших компаниях или в паре он мог иногда проявить себя, стать неожиданно общительным, юморным и участливым. У Селии Кирван сохранилось яркое воспоминание о том, как он вскочил со стула с возгласом "Давайте позвоним Тони Пауэллу", предвкушая час или два удовольствия, которые могут оказаться под рукой, если Пауэлл возьмет трубку. Для молодого художника Джона Кракстона он был дружелюбным лицом в метро, рассказывающим анекдоты, чтобы скоротать время в пути в центр Лондона. Притчетт тоже сообщал, что иногда "добродушный Санчо Панса неожиданно сменял угрюмого Кихота". Вне службы, ужиная с друзьями в их собственном доме, он, как известно, расслаблялся - "с ним было очень легко найти общий язык", вспоминала жена Джулиана Саймонса Кэтлин, полностью поглощенная самыми легкими сплетнями с Груб-стрит.

В таких случаях он мог стать неожиданно конфиденциальным. Однажды Мэри Файвел была поражена, узнав о его одержимости арабскими проститутками-подростками в Марракеше: глубина его увлечения, по словам Оруэлла, была такова, что в конце концов Эйлин разрешила ему нанять одну из них. Файвеллы не знали, как к этому отнестись. Хотел ли Оруэлл, чтобы его воспринимали всерьез? Пытался ли он шокировать или спровоцировать их? Или он просто немного развлекался за их счет? То же самое было, когда он вдруг потребовал от Энтони Пауэлла, была ли у него когда-нибудь женщина в парке? Собственно говоря, нет, - ответил Пауэлл. А был ли он? Оруэлл показал, что да, предложив оправдание: "Больше идти было некуда". И снова мотивация этого обмена мнениями непостижима. Оруэлл явно хочет разгрузить себя перед сочувствующей аудиторией. В то же время никаких подробностей не сообщается, и откровение, каким бы оно ни было, переходит в нечто очень близкое к жалости к себе: более упорядоченное общество предоставило бы место, где Оруэлл и его подруга могли бы заняться сексом по своему желанию. И все же отсутствие такового не менее важно: очевидно, какая-то его часть активно хочет быть приземленным обитателем ночлежки, хозяйка которой запрещает своим женщинам иметь друзей в доме, или, во всяком случае, иметь возможность говорить о своем затруднительном положении с другими мужчинами.

Все это ведет нас в чащу того, что можно назвать тайной жизнью Оруэлла, - огромного, не задокументированного существования, которое простирается от официальных миров BBC и Tribune в теневые глубинки, где биографу почти невозможно проследить за ним. Примечательно, что большинство откровений, выведанных у ничего не подозревающих друзей, касаются женщин. Мы знаем, что Оруэлл был неверен Эйлин, что он регулярно добивался других женщин, и что некоторые из этих добиваний были связаны с гнездованием - то есть с девушками, которых Эйлин могла знать (Салли Макьюэн, его секретарь в Tribune; возможно, Нэнси Парратт, ее эквивалент на BBC) или дружить с ними сама (Инес Холден). Были и грандиозные, неосмысленные страсти к женщинам, которые были счастливы в других местах - Хетта Эмпсон вспоминала, что "Джордж был без ума от меня некоторое время", отказался присутствовать на ее свадьбе и послал паре в подарок набор для резьбы - и многие низменные попытки сделать себя приятным противоположному полу. Лис Лаббок, с которой он регулярно беседовал, сидя в офисе "Горизонта" в ожидании прихода редактора, считала, что его жалобы на умную светскую жизнь Коннолли были формой флирта.

Что думали о нем женщины, на которых падал его взгляд на протяжении многих лет? Невозможно собрать воедино внебрачную любовную жизнь Оруэлла в период 1936-45 годов; свидетельства приходят обрывками; никто не знает, что происходило на самом деле. С другой стороны, огромное количество женщин, с которыми, либо перспективно, либо активно, он был связан, говорит о том, что он был привлекателен для них, что одиночество и самозабвение, вечное чувство спокойной приверженности высоким идеалам, поразили их. По мнению Лайса, он выглядел гораздо лучше, чем кажется