Здесь и хранились.

— Ральф!

Оглянувшись, он увидел, что Луиза протягивает к нему оберуки. В одной она держала панаму с выемкой на полях, а в другой — темнуюрасческу, которую можно купить в любой лавчонке за доллар двадцать девятьцентов. Призрачное оранжево-желтое сияние по-прежнему липло к расческе, чтововсе не удивило Ральфа. Каждый раз, пользуясь расческой, хозяин, словноперхоть, оставлял на ней немного сияния как своей ауры, так и «веревочки». Егоне удивило также, что расческа лежала рядом с панамой Мак-Говерна; в последнийраз он видел обе эти вещи вместе. Он помнил саркастическую ухмылку Атропоса,когда тот снял панаму и сделал вид, что причесывается.

«А потом он подпрыгнул и щелкнул каблуками».

Луиза показывала на старое кресло-качалку со сломаннымиполозьями.

— Панама лежала на сиденье. А расческа была под ней. Онаведь принадлежала мистеру Уайзеру, правда?

— Да.

Луиза немедленно протянула вещи Ральфу:

— Лучше ты возьми. Я не такая растяпа, какой считал меняБилл, но иногда я все же теряю вещи. И я никогда не прощу себе, если потеряюэто. Ральф, взяв расческу, начал было засовывать ее в задний карман брюк, но,вспомнив, с какой легкостью Атропос извлек ее, положил расческу в глубокийбоковой кэрман, затем оглянулся на Луизу, уставившуюся на панаму Мак-Говерна свидом Гамлета, философствующего над черепом своего бедного Йорика. Ральфзаметил в ее глазах слезы, и женщина отвела взгляд.

— Он любил эту панаму. Билл считал, что в ней он выглядитмолодым и щеголеватым, хотя это и не так, но он думал, что выглядит хорошо, иэто важно. Ты согласен со мной, Ральф?

— Да.

Луиза бросила панаму обратно на кресло и повернулась ккоробке, набитой одеждой. Как только она отвернулась, Ральф, нагнувшись,заглянул под кресло в надежде увидеть сверкание сережек. Если панама Билли ирасческа Джо лежали здесь, тогда, возможно, серьги Луизы… Но под креслом ничегоне оказалось, кроме пыли и вязаного детского башмачка.

«Невозможно, чтобы все произошло так легко и просто», —подумал Ральф, вставая и отряхивая колени. Внезапно на него обрушиласьневероятная усталость. Они без всяких хлопот почти сразу же отыскали расческуУайзера — хорошо, просто великолепно, но Ральф подозревал, что это лишьпоказная удача. Ему по-прежнему нужно было волноваться по поводу сережек Луизы..и, конечно, сделать то, ради чего их сюда послали. Что это было за дело? Онне знал, а если кто-нибудь сверху и рассылал инструкции, до него они не дошли.

— Луиза, у тебя есть соображения по поводу…

— Ш-ш-ш-ш!

— Что? Это он, Луиза?

— Нет! Тихо, Ральф! Слушай!

Ральф прислушался. Вначале он ничего не услышал. Затеммысленно ощутил сжатие, щелчок. Очень медленный и осторожный на этот раз. Слегкостью перышка, парящего в потоке теплого воздуха, Ральф скользнул немноговверх и услышал тихий продолжительный звук, похожий на скрип дверных петель.Было что-то знакомое — не в самом звуке, но в навеянной им ассоциации. Похожена…

«… Сигнализацию против взлома или на сигналдымоулавливателя. Это зовут нас».

Луиза ледяными пальцами схватила его за руку:

— Вот оно, Ральф, — то, что мы ищем. Слышишь?

Конечно, Ральф слышал Но чем бы ни был этот звук, он не имелникакого отношения к серьгам Луизы… А без них он отсюда никуда не уйдет.

— Ну давай же, Ральф, давай! Мы должны его отыскать!

Он позволил Луизе увлечь себя дальше в глубину кладовой. Вомногих местах завалы сувениров Атропоса фута на три возвышались над их головамиКак удалось такому тщедушному коротышке, мерзкой козявке, справиться, Ральф незнал — возможно, с помощью левитации, — но в результате он потерял ориентировкусреди завалов, пока они блуждали, петляя, поворачивая и иногда возвращаясьназад Наверняка он знал лишь то, что теперь звук стал громче: по мере ихприближения к источнику гудения тот превратился в жужжание насекомого,неприятно действующее Ральфу на нервы. Завернув за угол, Ральф увиделгигантскую цикаду, уставившуюся на него тусклыми черно-коричневыми зрачкамиразмером с грейпфрут.

Хотя отдельные ауры предметов, сваленных в сводчатомхранилище, и развеялись, как исчезает аромат цветка, засушенного междустраницами книги, они все же присутствовали здесь, под слоем зловония Атропоса— даже на этом уровне восприятия, когда все чувства Ральфа были разбужены инастроены, невозможно было, улавливая эти ауры, не испытывать к ним отвращения.От немых следов смертей жертв Слепого Случая веяло ужасом и патетикой. Ральфпонял, что ужасное место — не только музей или логовище крыс; оно былоязыческим храмом, где Атропос исполнял собственную версию Святого причастияиспользуя вместо хлеба и вина печаль и слезы.

Блуждание Ральфа и Луизы по узким кривым проходам междукучами хлама стало мрачным разрушающим душу и тело экспериментом. Каждыйневполнебесцельный поворот выставлял на обозрение сотни новых предметов, видетьи вспоминать о которых Ральфу не хотелось, каждый предмет издавал свойсобственный крик боли и отчаяния. Ральф не удивлялся, что Луиза разделяла егочувства — идя позади него, женщина тихо всхлипывала сдерживая подкатывающие кгорлу рыдания.

Здесь валялись искореженные детские саночки с привязанной кним веревкой. Ребенок которому они принадлежали, скончался от конвульсий вморозный январский день 1953 года.

Был здесь и шест мажоретки обернутый по спираликрасно-белыми тентами — девушку изнасиловали и забили до смерти камнем осенью1967 года. Убийца, так и не пойманный спрятал, тело в небольшой пещере где ееостанки вместе с прахом двух других жертв — покоятся и по сей день.

Обнаружили они и брошь с камеей, принадлежавшую женщинекоторой на голову упал кирпич, когда она шла по Мейн-стрит, чтобы купить свежийномер журнала «Вог» <"Vogue" — один из самых популярных в Америкежурналов для женщин>: выйди дама из дома секунд на тридцать раньше илипозже, она осталась бы в живых.

Находился здесь и дешевый нож мужчины, случайнозастреленного во время охоты в 1937 году.

Видели они и компас бой-скаута, сломавшего шею во времяподъема на гору Катадин.

Тапочек маленького мальчика по имени Гейдж Крид, которогопереехал бензовоз, мчавшийся с превышением скорости по шоссе N15 в Ладлоу.Кольца и журналы, брелки от ключей и зонтики, шляпы и очки, погремушки ирадиоприемники. Они различались лишь видом, но суть их была одна и та же:тихие, печальные голоса людей, вычеркнутых из пьесы в середине второго акта, вто время как они еще разучивали свои роли, готовясь к третьему; людей,бесцеремонно изгнанных, чьи дела остались незавершенными, а обязательстваневыполненными; людей, единственным преступлением которых было то, что ониродились во владениях Слепого Случая… И попались на глаза сумасшедшему с ржавымскальпелем в руках.