Луиза всхлипывала:

— Ненавижу его! О, как я его ненавижу!

Ральф понимал, что она хочет сказать. Одно дело слушатьразглагольствования Клото и Лахесиса о том, что Атропос является частью некойбольшой картины, возможно, даже служит Высшему Предопределению, и совсем другое— смотреть на кепку маленького мальчика, который упал в заброшенный подвал иумер в темноте, умер в агонии, умер, сорвав голос после шестичасовогопризывания любимой мамочки.

Ральф, протянув руку, дотронулся до кепки. Ее хозяина звалиБилли Уэтерби, и его последняя мысль была о мороженом.

Ральф сжал руку Луизы.

— Ральф, что происходит? Я слышу твои мысли — уверена, — ноэто, скорее, похоже на шепот.

— Я думал о том, как мне хочется сделать отбивную котлету изэтого ублюдка, Луиза. Возможно, нам удастся проучить его, показав, каково неспать по ночам. Как ты относишься к подобной идее?

Луиза согласно кивнула.

5

Они дошли до места, в котором узкий коридор расходился встороны.

Тихое постоянное гудение доносилось слева, оно казалосьблизким, судя по звуку. Теперь невозможно было идти бок о бок, а по мере ихпродвижения вперед проход все больше сужался. В конце концов Ральф вынужден былпротискиваться боком.

Здесь красноватые выделения, оставленные Атропосом,становились гуще, они стекали по беспорядочным завалам сувениров, образуя нагрязном полу небольшие лужицы. Теперь Луиза до боли сжимала руку Ральфа, но онне останавливал ее.

— Совсем как в Общественном центре, Ральф, — похоже, Атропоспроводит здесь много времени.

Ральф согласно кивнул. Вопрос заключался в следующем: а что,если мистер Атропос появится прямо сейчас? Они приближались к тупику, забитомуогромной кучей старья, но до сих пор не обнаружили источник гудения.

Монотонный звук сводил Ральфа с ума; как будто в голове унего билась муха.

По мере приближения к концу прохода он все больше убеждалсяв том, что объект их поиска находится по ту сторону кучи, преграждавшей имдорогу, — придется либо возвращаться, либо пробиваться вперед. Любой выборпредполагал больше затрат времени, чем они могли себе позволить. Ральфаначинало охватывать отчаяние.

Однако проход не оказался тупиком; слева можно былопроползти под столом, уставленным тарелками с лежащими на них листамизеленоватой бумаги… И… Бледно-зеленая бумага. Нет, не совсем то. Кипы банкнот.На тарелках в полнейшем беспорядке валялись десятки, двадцатки, сотни. Всоуснике лежала целая пачка банкнот достоинством в пятьдесят долларов, а из виннойбутылки, свернутый в трубочку, пьяно выглядывал чек на пятьсот долларов. —Ральф! Боже мой, это же целое состояние!

Луиза смотрела не на стол — последние пять футов проходапредставляли собой коридор из серо-зеленых денежных пачек. Они с Луизой оказалисьв коридоре, стены которого, если можно так сказать, были выложены из денег:теперь Ральф мог ответить на еще один волновавший его вопрос: откуда Эд Дипновзял деньги для внесения залога… Но все же Ральф подозревал, что, несмотря навсе богатства, с женщинами у лысоголового сукиного сына была напряженка.

Он наклонился, приглядываясь к просвету под столом Похоже,по ту сторону располагалась еще одна комната, очень маленькая. Красноватоесвечение, исходившее оттуда медленно пульсировало, напоминая биение сердца.

Ральф показал рукой, затем взглянул на Луизу, та кивнула.

Опустившись на колени, Ральф прополз под заваленным деньгамистолом, пробираясь в святыню, сооруженную Атропосом посреди вещей, грудойсваленных на полу.

Несомненно — это было то, за чем их послали, но Ральфпо-прежнему не знал, что это такое Предмет похожий на мраморный шарик издетской игры, окружал саван, такой же непроницаемый, как и центр черной дыры.

«Отлично. И что теперь?»

— Ральф, слышишь пение? Очень тихое?

Ральф с сомнением посмотрел на Луизу, затем оглянулся. Онуже успел возненавидеть это захламленное место, но хотя никогда не страдалклаустрофобией, почувствовал, как паническое желание побыстрее выбраться отсюдаовладевает его мыслями. В голове раздался приглушенный голос. «Я не просто хочуэтого, Ральф, мне это необходимо. Я сделаю все, что в моих силах, но если ты незавершишь то, что необходимо, ты будешь повергнут, и тогда какая разница, комуиз нас чего хочется…»

Еле сдерживаемый страх в голосе говорившего вовсе не удивилPальфа, потому что место было поистине ужасным — и не комната вовсе, а дношахты, круглые стены которой выложены из украденных вещей, тостеров, подставокдля ног, радиочасов, фотоаппаратов, книг, корзин, туфель, грабель. На уровнеглаз Ральфа на ленточке висел пыльный, весь в вмятинах, разбитый саксофон.

Ральф протянул руку, желая убрать проклятый инструментподальше с глаз, но вдруг представил, что это может привести к обвалу, которыйпогребет их здесь заживо, и тут же отдернул руку. В то же самое времярасширились границы его разума и обострилась способность к восприятию. Намгновение ему даже показалось, что он действительно что-то слышит — тихийвздох, словно шепот океана в морской раковине, — но затем все исчезло.

— Если здесь и раздаются голоса, Луиза, то я их не слышу —проклятая вещица заглушает их.

Ральф махнул рукой в сторону предмета, покоящегося в центрекруга — черноты, лежащей за гранью всех предыдущих концепций черноты савана,являвшего собой апофеоз всех саванов. Но Луиза покачала головой:

— Нет, не заглушает, а высасывает их до последней капли.

Женщина взглянула на стонущий черный предмет с ужасом иотвращением: — Проклятая штуковина высасывает жизнь из всех хранящихся здесьпредметов… Она пытается высосать жизнь и из нас.

Да, конечно. Теперь, когда Луиза произнесла это, Ральфпочувствовал, как саван — или предмет, окруженный им, — давит на нечто,спрятанное в глубинах его мозга, толкает, крутит и расшатывает… Пытаясь вырватьэто нечто, как вырывают зуб из розовой мякоти десны.

Пытается высосать из них жизнь? Глупо, но не в десятку.Ральф думал, что не их жизни нужны предмету, спрятавшемуся внутри савана, как ине их души… Он жаждал их жизненной силы. Их КА.

Глаза Луизы расширились, когда она уловила эту мысль… Азатем взгляд их сместился, уставившись в точку чуть выше его плеча. Онапотянулась вперед, протягивая руку, — Луиза, я не стал бы этого делать — ты всеможешь обрушить на… Слишком поздно. Она что-то выдернула, посмотрела на вещицус выражением ошеломленного понимания, затем протянула ее Ральфу: