Другим французским журналистом, с которым Сент-Экзюпери увиделся вскоре после своего прибытия, оказался Рауль де Росси де Саль, которого моментально уволили из «Пари суар» вскоре после учреждения режима Виши. В отличие от Лазарева, который не знал ни слова по-английски, Саль говорил и писал на этом языке совсем как по-французски, он обзавелся американской женой и жил в Соединенных Штатах начиная с 1929 года. Сент-Экс виделся с ним нечасто после того несчастного случая в Гватемале, и теперь он стремился услышать мнение Росси де Саля о сложившейся в Соединенных Штатах ситуации, тот же интересовался его впечатлениями о происходящем во Франции.

«Физически он в порядке, – отметил Росси де Саль в своем дневнике (позднее изданном под названием «Создавая вчера») после их первой встречи, – но сейчас он еще больше, чем когда-либо, походит на птицу, стремящуюся спрятать голову под крылом. Он, если можно так выразиться, потрепан войной. Трудно обобщить все сказанное им».

«Немцы упиваются своей полной победой. Они – как люди, нашедшие локомотив в своем саду…»

«В Париже ощущается непреодолимый барьер между немцами и французами. Немцы словно превратились в невидимок.

Никто не смотрит в их сторону, и это заставляет их чувствовать себя очень неудобно».

«Если бы правительства Виши не существовало, то его следовало бы придумать. Это – двусмысленность, под прикрытием которой кое-что чрезвычайно важное имеет возможность развиваться…»

«В нации пробудилось чувство национальной гордости. Его не существовало начиная с 1914 года. Всюду можно заметить признаки этого пробуждения».

«Все же, – продолжает де Саль, – сам Сент-Экзюпери пребывает в растерянности. Он не знает, что делать. Он не уверен, встанет ли Франция с колен, но из-за самой природы полного поражения восстановление возможно. Полупоражение, как он считает, продлило бы распад еще на несколько лет, и через десять лет уже ничего не осталось бы. Так как крах для страны наступил стремительно, без каких-либо промежуточных стадий, восстановление вероятно. В каком направлении и в какой форме? Он этого не знает. Сент-Экзюпери признает, что ключ к проблеме находится в Соединенных Штатах, но очевидно, что Виши занижает американские потенциальные возможности. Они думают масштабами производства: семь сотен американских самолетов в месяц в январе по сравнению с двумя или тремя тысячами немецких машин. Это смешно. Но Виши находится на опасном пути, когда основывает свои расчеты на недостаточной мощи США.

Говоря о войне, Сент-Экзюпери отметил: «Мы не продолжили бороться потому, что целая армия инстинктивно поняла бесполезность этой борьбы». Он говорит, что моральный дух армии мог бы быть восстановлен, но единственным результатом этого стала бы гибель двух миллионов людей, то есть исчезновение французской расы. Подобно всем французам он, очевидно, принимает безоговорочно тезис о превосходстве немецкой военной машины».

На следующий день после того, как Саль сделал эту запись в своем дневнике, а случилось это в воскресенье 5 января 1941 года, Сент-Экзюпери и Жан Ренуар оказались на странно тихом Манхэттене, не зная, чем бы им заняться.

– Есть идея, – предложил Сент-Экс. – Давайте нагрянем неожиданно к Бернару Ламоту, мы с ним вместе учились в Школе изящных искусств.

Ламот, не встречавшийся с Сент-Экзюпери начиная с ранних тридцатых, когда тот носился по Парижу на своем «бугатти» на скорости, которой не выдерживала его, Бернара, нервная система, поселился в художественной студии на Западной Пятьдесят третьей улице в старом нью-йоркском каретном дворе, позже служившем прачечной. Три верхних этажа принадлежали ему, включая террасу, которую он переделал в сад на крыше, огороженный кустами, посаженными в кадках.

Услышав звонок, Бернар подошел к слуховой трубке и спросил по-английски:

– Кто там?

В ответ раздалось по-французски:

– C'est moi[22]. – И после паузы, словно желая добавить загадочности, голос уточнил: – Я здесь с Жаном.

– Кто? – крикнул в трубку Ламот.

– Это я… Сент-Экс.

– Что вы хотите этим сказать… Сент-Экс?

– Ну хватит, это же я, Антуан!

– О боже! Да поднимайся же, ради всего святого! – вскричал Ламот, нажимая кнопку замка.

Так он впервые узнал о приезде Сент-Экзюпери в Нью-Йорк. Но дальше последовал еще один сюрприз для него: за спиной его друга Туа-Туана стоял своего рода его дублер, второй «мастодонт», почти такой же крупный и дородный, как он сам, – Жан Ренуар.

– Вот это да, старина! Какое чудесное место! – заметил Сент-Экс, выходя в сад на крыше.

Он напомнил ему о квартире на плас Вобан, только здесь у Ламота все было более богемно, или, как выразился сам хозяин, больше напоминало этакий «кочевой», походный вариант. И действительно, своим торчащим в углу дымоходом с пятью трубами терраса могла бы напоминать палубу речной баржи, правда, корпус дома – капитанский мостик, откуда они только что вышли, – был сделан не из дерева, а из стекла.

– Мои друзья прозвали его чашей для золотой рыбки, – пояснил Ламот. – Жаль, что вы не предупредили меня заранее… Пойду гляну, чем могу вас угостить.

Он пошел смотреть в холодильнике, оставив Сент-Экса и Ренуара любоваться видом на окрестные дома из красного кирпича с их вентиляционными трубами.

Вернулся Ламот с «Биром», густым аперитивом, напоминавшим ликер «Дюбоне» или «Чинзано».

– Боюсь, это все, что у меня есть, – извинился Бернар. Он создавал рекламные плакаты для фирмы, стремившейся проникнуть на американский рынок, как «Дюбоне». Они и снабдили его своей продукцией, и теперь холодильник стоял битком набитый этими бутылками.

– О, да это прекрасно, – сказал Сент-Экзюпери, рассказывавший Бернару, как они с Ренуаром оказались на вынужденной диете на «Сибони» по части бисквитов и воды после того, как содовая и кока-кола на пароходе закончились.

Скоро первая бутылка была опустошена, и Ламот вынул вторую из холодильника. Ее постигла та же участь. Настало время подумать об обеде.

– Все, что есть у меня в холодильнике, – залежалый камамбер, – признался Ламот с вытянувшимся лицом. – А сегодня воскресенье, и все магазины закрыты… Но у меня появилась идея. Внизу есть ночной клуб. Позвольте мне попробовать исхитриться и уговорить владельца выручить нас.

Пока Сент-Экс и Ренуар сидели на террасе, получая наслаждение от «Вира», небоскребов и рассеянного солнечного света, Ламот направился к своему приятелю Тони, владельцу ночного клуба.

– У вас есть что-нибудь для обеда? Ко мне завалились посетители.

– Сколько вас там всего? – поинтересовался Тони.

– Два с половиной, – ответил Ламот. – Два больших парня и один маленький, то есть я.

– Как насчет вчерашнего теленка с грибами? – спросил Тони, открывая холодильник.