комитет рекомендовал создать новую организацию, которая впоследствии стала известной как Ассоциация способствования императорскому правлению. АСИП в представлении комитета должна была представлять собой народную и псевдоправительственную партию, возглавляемую премьер-министром. Одновременно на муниципальных, окружных и префектурных уровнях должны были формироваться советы, создаваемые по профессиональному принципу или по принципу культурных интересов. В их задачи входило «обеспечение непосредственного контакта с народом». На национальном уровне эта новая структура должна была венчаться национальным советом, который, как подразумевалось, в конце концов заменит парламент в качестве органа обсуждения и утверждения национальной политики. Результатом всех этих мероприятий, по мнению членов комитета, должно было стать создание массовой политической ассоциации, которая могла бы «помогать» премьер-министру и его кабинету в осуществлении программ управления.

Коноэ, убежденный в том, что разделение политической власти, санкционированное конституцией Мэйдзи, более не отвечает потребностям Японии, подкрепил выдвинутые предложения своим политическим весом. Автономия военных служб и распыление власти между несколькими группами элит, считал он, порождают хаос и политические конфликты между гражданской и военной ветвями правительства. А это может оказаться фатальным для Японии в условиях чрезвычайного внешнего кризиса конца 1930-х. Коноэ надеялся, что новая политическая система, подкрепленная руководством массовой политической ассоциации, усилит его позиции в отношениях с парламентом, военными и профессиональными чиновниками. Таким образом, можно будет осуществлять более скоординированную политику, которая будет иметь поддержку со стороны населения, мобилизованного через АСИП.

Его предложения вызвали смешанную реакцию. Прежде всего, его с энтузиазмом поддержала любопытная смесь из армейских генералов, которые надеялись использовать ассоциацию для обеспечения народной поддержки военным мероприятиям в Китае, и партийных политиков, ожидавших, что новая массовая партия позволит им вновь перехватить инициативу из рук бюрократии и военных. Разумеется, основные политические партии страны объявили о добровольном самороспуске. Это произошло 15 августа 1940 г., еще до того как была создана АСИП. Несмотря на такие проявления поддержки, множество других организаций и персон куда менее тепло отнеслись к детищу Коноэ. Такие консерваторы, как Хиранума Киичиро, 8 месяцев в 1939 г. занимавший премьерский пост, утверждал, что предлагаемая тоталитарная АСИП является не чем иным, как «новым сёгунатом», который узурпирует власть императорского правительства. Японисты заявляли, что национальная государственная идея, почтенная кокутай, уже объединяет императора с его подданными, которые исполняют свой естественный долг по «способствованию императорскому правлению». Старшие чины Министерства внутренних дел, которые мыслили более приземленными категориями, боялись утраты бюрократами их влияния и высказывали опасение, что предлагаемая сеть ячеек, созданная по профессиональному принципу, будет служить помехой в работе местных администраций в столь важный период национальной истории.

Коноэ, склонный к компромиссам и не любивший политических рукопашных, быстро уступил своим критикам (позднее сам принц назвал себя «благонамеренным сыном судьбы», ни одному из планов которого не суждено было осуществиться). Когда 12 октября 1940 г. АСИП была создана, ее местные отделения не основывались на профессиональных или культурных принципах. Они превратились в ответвления существующих административных учреждений, оказавшись к тому же под юрисдикцией местных чиновников. Именно этого и желали бюрократы из Министерства внутренних дел. Осенью 1940 г. министерство прибрало к рукам практически все рычаги управления АСИП. В конце декабря Коноэ сделал еще один реверанс в сторону своих оппонентов. Он назначил Хиранума на пост министра внутренних дел, отдав АСИП в руки одного из самых стойких своих противников. Никогда ассоциация не угрожала и прерогативам парламента, который продолжал заседать и однажды даже выразил свое недоверие новой организации, отказавшись выделить ей денежные средства.

«В Японию пришел фашизм», — сокрушался Ёсино Сакудзо в 1932 г.{289} Этот почтенный либерал опасался, что путчисты и «антидемократические» движения насадят в Японии «фашизм снизу». Его слова напоминали о том, что Япония имеет исторические параллели с Германией и Италией. Все три страны сравнительно поздно начали развивать капиталистическую экономику. В каждой из них демократия брала верх лишь на короткий промежуток времени и пыталась укорениться в тот момент, когда в этих странах бушевали жестокие экономические кризисы. И все три страны боялись, что британцы или американцы не позволят им создать империи, которые столь необходимы для обеспечения экономической самодостаточности. В этом смысле Ёсино был совершенно прав, считая, что японские фашисты могут проложить себе путь к власти, отменить парламентское правление и ввести экономические принципы национал-социализма, как это уже проделали их европейские коллеги.

Но в конце концов Японии так и не суждено было пережить эпоху фашизма. Да, были японцы, которые называли себя фашистами, были и личности, подобные Рояма Масамичи, которых привлекала фашистская идеология. Несмотря на все это и несмотря на очевидную значимость в Японии правых группировок, фашисты так и не довели до конца основные реформы и фашизм как движение никогда не достиг успеха. Поражение зачинщиков инцидента Двадцать шестого февраля ликвидировало возможность распространения фашизма снизу, а мертворожденная АСИП продемонстрировала невозможность насадить фашизм сверху.

Исторический путь Японии, ее стремление к модернизации по-прежнему оставались чисто японскими. В отличие от Германии и Италии, в Японии правое крыло политического спектра никогда не порождало движение, способное свергнуть правящие элиты, ни одна партия или массовая организация не приходила к власти и во главе государства никогда не оказывался харизматический лидер. На протяжении 30-х конституция Мэйдзи оставалась жизнеспособной, а решением политических вопросов продолжали заниматься те же элитарные группы, которые управляли страной с 90-х гг. XIX столетия. Япония в конце 30-х отличалась от Японии конца периода Мэйдзи и эпохи Тайсо. Всем было понятно, что внутренние проблемы и внешняя угроза, перед лицом которых нация оказалась в конце 20-х — начале 30-х гг., подорвали прежнюю веру японцев в парламентское правление и экономический либерализм. Более того, наблюдаемые в 30-е гг. агония политических партий, падение значимости парламента и растущее влияние гражданских и военных бюрократов на кабинет породили такой стиль управления, который был более напористым, авторитарным и милитаристским, чем прежде. Если термин «фашизм» не подходит для описания тех изменений, которые происходили в 30-х гг. XX в., то самым подходящим определением процессов, наблюдаемых в это время в Японии, будет понятие «государство национальной обороны». В нем политическая культура и экономика были реорганизованы таким образом, чтобы позволить Японии преодолеть экономический кризис 30-х и мобилизовать свои силы для широкомасштабной войны.

Новый экономический порядок

Неразделимая триада, состоящая из тотальной войны, автаркии и создания государства национальной обороны, впервые появляется во второй половине 1910-х гг. на страницах работ Угаки Кадзусигэ и Коисо Куниаки. Эти