— Это блестящая идея, — согласиласьКлервиль, — и ее можно попробовать осуществить, но, к сожалению, этотпроцесс не может все время идти так гладко…

— Надо не только развращать по три сотни человекежегодно — надо, по мере сил, помогать в этом и другим растлителям.

— Если даже ты найдешь десятерых сообщников, которыеодновременно с тобой приступят к исполнению десяти таких планов, все равноразмах распространения зла не сравнится с эффектом самой элементарной, чумы илидругой заразной болезни.

— Разумеется, — сказала я, — но недостаточнобыть простым наблюдателем, ибо столь масштабное предприятие требует постоянногоруководства и поддержки. Для этой цели и для окончательного успеха необходимоупотребить и другие средства, о которых я говорила минуту назад: советы,примеры, литературные произведения.

— Мне кажется, ты ступаешь на скользкий путь…

— Допустим, но вспомните Макиавелли, который говорил,что лучше действовать без оглядки, нежели быть осмотрительным, посколькуПрирода — та же женщина, которую можно покорить только с кнутом в руке. Опытпоказывает, как говорит этот мыслитель, что она охотнее дарит свои милостижестокому поклоннику, нежели робкому.

— Твой Бельмор, должно быть, великолепныйнаставник, — улыбнулась Клервиль.

— Я и не скрываю этого. Мало найдется таких любезных итаких развратных людей. Кстати, он в восторге от сделок, которые я предложилаему совершить: я имею в виду спекуляцию недвижимостью. А как вы считаете,дорогая, можем ли мы, женщины, обманывать человека несмотря на самые добрые сним отношения?

— И ты еще сомневаешься! — возмутиласьКлервиль. — Имея дело с мужчиной, мы имеем перед собой человеческоесущество, с которым постоянно приходится вести войну: мы вынуждены относиться кнему так, как он относится к нам, а коль скоро не существует в природе верныхмужчин, для чего хранить им верность? Угождай вкусам своего любовника, пока онине противоречат твоим желаниям, выжми все, что можешь, из его моральных ифизических способностей; подогревай себя огнем его страсти, вдохновляйся еготалантами, но не забывай ни на миг, что он принадлежит к враждебному нам полу,к тому полу, который ведет с нами непрестанную войну. Не упускай ни единойвозможности отомстить за оскорбления, которые мы терпим от мужчин и которые ты самаиспытываешь каждый день; словом, твой граф — мужчина, и ты должна водить его занос… Боюсь, Жюльетта, что в этой области ты все еще блуждаешь в потемкахневероятного невежества: ты добра, мягкосердечна, поэтому испытываешь кмужчинам уважение. А в принципе их надо только использовать и обманывать —большего они не заслуживают. Из Сен-Фона ты не выцарапала и шестой части того,что получила бы я, имей он ко мне такую же слабость; на твоем месте я бы каждыйдень относила в банк по миллиону.

На этом наш разговор, который мы вели в карете Клервиль подороге в далекое предместье Сен-Жак, прервался, так как мы подъехали к дому,где жила колдунья.

Это был небольшой домик, стоявший уединенно посреди садов иогородов; один из наших лакеев позвонил в дверь, которую тут же открыла пожилаяженщина, по виду служанка. Узнав о цели нашего визита, она прежде всегопопросила нас отпустить кучера и сопровождающих, сказав, что они должны ждатьнас возле винной лавки, довольно далеко от дома. Мы выполнили ее желание, и онапровела нас в маленькую комнату. Четверть часа спустя появилась мадам Дюран —сорокалетняя, очень красивая женщина, грациозная, прекрасно сложенная, высокогороста, поразившая меня царственной осанкой, римскими чертами лица,восхитительной кожей и большими выразительными глазами. Речь ее была учтива, нобез подобострастия, жесты — сдержанны, вообще весь ее облик и манеры выдавалихорошее происхождение, воспитание и незаурядный ум.

— Сударыня, — обратилась к ней моя подруга, —нас прислали люди, хорошо вам знакомые, которым вы оказали не одну услугу.Прежде всего нам хотелось бы узнать, какое будущее уготовано нам, за что выполучите двадцать пять золотых монет; во-вторых, мы желали бы получить от вассредства, которые позволят нам держать это будущее под контролем, — я имеюв виду полный комплект ваших знаменитых ядов. А вот это, — Клервильпротянула ей еще пятьдесят луидоров, — плата за рецепт приготовления этихсамых ядов и-за то, что вы покажете нам свою лабораторию и свой сад с ядовитымирастениями. Остается добавить, что нами движет чисто практический интерес.

— Начну с того, — отвечала Дюран, — что вижуперед собой двух исключительно очаровательных женщин, именно поэтому, преждечем мы перейдем к делу, вам придется принять участие в совершенно необходимойцеремонии, которая, возможно, в чем-то вам и не понравится.

Клервиль поинтересовалась, в чем именно будет заключатьсяэта церемония.

— Вы пройдете со мной в специальный кабинет, —сказала ведунья, — где снимете с себя одежды и получите от меня порку.

— Вы всерьез собираетесь выпороть нас?

— Пока не пойдет кровь, милые дамы, да, пока не брызнеткровь из ваших прекрасных тел. Я никогда не даю никаких сведений, пока не будетвыполнено это, в сущности безобидное, требование. Кроме того, ваша кровь будетнужна мне для гадания, причем это должна быть свежая кровь после флагелляции.

— Я согласна, — вопросительно посмотрела я наКлервиль. — и у нас нет другого выхода.

Кабинет, в который ввела нас Дюран, был слишком необычен,чтобы не рассказать о нем поподробнее, и хотя его освещала одна маленькаякоптящая лампа, мы хорошо разглядели находящиеся в нем предметы. Это былакомната с окрашенными в черное стенами и потолком шириной три метра и длинойоколо четырех; у правой стены стояли перегонные кубы, небольшие печи и прочиехимические приборы; слева висели полки с большим количеством бутылок и склянок,а также книг, и стоял рабочий стол со стулом; напротив нас, у дальней стены,висела черная ширма, отделяющая эту комнату от соседней; эта ширма ниспадала надиван и разделяла его таким образом, что половина дивана находилась в кабинете,а другая половина — в соседней комнате; кроме того, в самом центре стоялдеревянный столб, обитый бархатом, к которому мадам Дюран и привязала нас лицомдруг к другу.

— А теперь, — спросила хозяйка, — вы готовыиспытать боль ради того, чтобы получить нужные знания?

— Приступайте, сударыня, — ответили мы, —приступайте: мы готовы на все.

После этого Дюран весьма горячо расцеловала каждую из нас,ласково похлопала ладонью по нашим ягодицам и завязала нам глаза. С этогомомента воцарилась тишина; мы услышали легкие шаги и получили каждая попятьдесят ударов, хотя так и не поняли от кого. Это были розги, которых мы ещене пробовали, — тонкие гибкие ивовые прутья, — и несмотря на то, чтомы обычно легко переносили экзекуцию, мне показалось, что с меня за две минутысодрали всю кожу. Однако мы не издали ни звука жалобы, нам тоже никто не сказални слова. Потом кто-то ощупал наши ягодицы, скорее всего это не была мадамДюран.