Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому-то эльфы ему поверили.
— А зачем тогда ты порезал руку? Ты же не эльф, — в тот момент Нерия вновь не удержала своё любопытство.
— Ты задаёшь слишком много вопросов! — на этот раз магистр не выдержал и рыкнул на эльфийку.
— Извини… — пристыжено пролепетала тогда Нерия, посчитав, что сейчас действительно не время для её расспросов, и не надо его отвлекать.
Первой сделала надрез на ладони именно она и, как было велено, положила руку на ствол дерева. В этот раз Сурана не стала тратить время на сомнения и размышления. Ведь маг был прав: она уже сама давно решила, что он единственный в городе маг, который сможет хоть что-то сделать, и она уже его пригласила. А значит, слишком поздно ставить под сомнения его решения и передумывать. Вслед за девушкой тоже самое сделала и Шианни, а потом уже необходимые действия выполнили эльфы-добровольцы.
Теперь вновь все шёпоты утихли, площадь погрузилась в тишину. Но не в такую гнетущую как раньше, а скорее, в тишину неизвестности. Сцепившись руками друг с другом, толпа эльфов, уставших, отчаявшихся, переживших катастрофу, но потерявших слишком многих, стояла и смотрела на дерево, на их святыню. Многие хотели задаться вопросом, сколько именно придётся ждать, кто-то хотел в очередной раз высказать своё неодобрение из-за участия чужака, но желание говорить постоянно обрывалось молчанием. Отрываясь от молитв к Создателю, они поднимали взгляд, смотрели туда, где около массивного ствола и корней венадаля стояли добровольцы, самые искренние из них. Там же стоял и чужой, в своём чёрном плаще он буквально сливался с обугленным стволом дерева. Это делало его и без того неоднозначный образ всё более загадочным. Как дерево возвышается ветвями над всем эльфинажем, так и он — над эльфами.
Но никто не заимел смелости его тронуть, отвлечь, прервать ритуал. Впрочем, реши какой-нибудь остроухий задать вопрос, и он всё равно не будет услышан. Ведь маг был за гранью реальности. Приложив собственный порез к стволу дерева, мужчина стоял неживой статуей. Глаза были закрыты, а сам он молчал, не озвучивал в слух свои действия, как это делают молодые маги. Опять для тех, кто привык полагаться на собственные глаза, все старания магистра прошли мимо. Только маг его уровня мог бы увидеть, как его собственная кровь пронизывала магические потоки спящего дерева, будила его, призывала к движению, к восстановлению, а кровь эльфов, по велению малефикара, красной дымкой сплеталась с этими потоками, давала им необходимую энергию. Ведь пока Тень в этом месте пуста, кровь — это единственный источник, из которого бы можно было почерпнуть магические силы.
Первое доказательство, что, чтобы-то маг ни делал, делает он всё правильно, эльфы увидели, когда спасённые от огня корни венадаля стали приобретать привычный здоровый цвет. Эта новость волной шёпота прошлась по площади. Эльфы начали собираться кучнее, подходить ближе, чтобы хоть одним глазком лично убедиться, что их дерево на самом деле живо.
Второе доказательство свидетели уже ждали с большим терпением. Их молитвы обернулись едва слышным напеванием какого-то единого мотива, песни, которая их объединяла, поскольку знал её только эльфинаж и не знал остальной людской город. И постепенно эльфы начали замечать, как небольшие кусочки пострадавшей коры просто отпадали, а за ними уже показалась свежая, пока ещё не совсем загрубевшая, но абсолютно не повреждённая кора. Пройдёт ещё какое-то время, может, несколько месяцев, когда венадаль окончательно сбросит с себя наследие пожара, но все готовы были ждать. Ведь было видно, что сам ствол дерева изнутри излечен, ожил, начал функционировать и гонять магические потоки по всему организму растения. И это стало третьим доказательством — вскоре на ветках, сквозь трещины черноты протиснулись свежие почки. Через пару недель его крона вновь озеленится.
Магическая природа венадаля даровала ему не только некое подобие разума, благодаря чему во время пожара он весьма себе осознанно сохранил всю жизненно важную энергию в корнях и впал в спячку, чтобы переждать напасть, но и позволила ему при умелой поддержке извне начать довольно-таки быстрое восстановление. Никакая магия не позволила бы сделать это, будь он самым обычным деревом. Но обо всех этих нюансах и о роли хорошей работы селекционеров древности местные не знали, поэтому сочли это якобы возрождение венадаля чудом, чуть ли не божественной милостью. Хотя и «чуть ли»? Ведь довольно-таки быстро, когда радость с головой захлестнула всю толпу на погоревшей площади, все забыли, что во всём этом был замешан маг и его магия. Его участие было сведено до минимума, дошло даже до того, что они обесценили старания своего сородича, забыли, что именно беглая магичка притащила сюда помощь. Все были уверены, что лично Создатель приложил свою руку.
Безумец, впрочем, не стал им мешать лелеять мысли о вмешательстве свыше. Во-первых, ему как бывшему ученику старого Жреца Тишины лучше других известно, что религиозная полемика — это бессмысленное, вечное и при этом очень опасное дело, когда ты на стороне меньшинства, поэтому всегда было проще просто промолчать. А во-вторых, он сюда явился уж точно не для того, чтобы набиваться в герои в глазах раттусов. Магистр давно уже провёл параллель между собой и этим деревом, поскольку он в нынешнем мире столь же нелепое зрелище, как и венадаль — среди помоев южного города варваров. А потому в сентиментальном порыве решил облегчить существование «сородичу». И теперь, в очередной раз окинув ожившего гиганта взглядом, погордился своей работой. А ещё погордился, что в отличие от тех тевинтерцев, позорных наследников своих великих предков, которые наследили здесь на десять лет вперёд, он сделал всё аккуратно: не пострадал ни один наивный раттус, даже сознание не потерял от малокровия.
И пользуясь тем, что о нём забыли и он стал тенью на этой площади, мужчина пожелал этим с удовольствием воспользоваться и незаметно уйти, как только приведёт в порядок руку.
— Залечи, — с этим приказом Безумец подошёл к эльфийке-магичке и протянул ей окровавленную руку.
Изначально Нерия поддалась нынешнему настроению площади. Как и многие остальные эльфы подбежала к дереву, обняла его, не побоявшись запачкаться сажей. Она смеялась и плакала вместе со всеми. И если бы не то пугающее презрение, которым от человека буквально разило, когда он смотрел на толпу раттусов, магистр бы точно не избежал участи того, что как минимум одна эльфийка повиснет на его шее, стараясь передать свою благодарность через объятия. А так своим равнодушием он только