— Ты предлагаешь тебя раздеть, причем никакая магиятебя не вынуждает. Я думаю, это впервые в истории.

Я не могла не засмеяться, потому что он был прав. Но отсмеха мне пришлось закрыть глаза, потому что от головной боли они готовы быливыпрыгнуть из орбит. Я отпустила его руку и прижала ладонь ко лбу, чтобы головане лопнула.

— Ашер, пожалуйста, скорее. Меня сейчас стошнит.

Послышался плеск воды, меня толкнуло волной, когда кто-товлез в ванну. Я медленно открыла глаза, стараясь сдержать головную боль, иувидела Натэниела. Его волосы, увязанные в свободную косу за спиной,полоскались в воде, как будто жили своей жизнью. Изгиб косы увел мой взглядниже, и я краем глаза заметила, что на Натэниеле вообще нет мокрой одежды, номне было все равно. Голова болела так, что я боялась начать блевать прямо вводу, если сейчас же не станет прохладнее.

Он ответил на мой незаданный вопрос:

— Ашер хочет дать Дамиану попить еще крови, может быть,он ее в себе удержит.

Ашер все еще сидел на краю ванны в своем полотенце.

— Дамиан должен удержать в себе кровь, иначе онпогибнет. Если ты будешь постоянно с ним в контакте, я полагаю, он сможетпокормиться.

— Если я должна сохранять контакт, мне надо сперваостыть.

— Натэниел тебе поможет.

Я глянула на Ашера, и даже от света тусклого ночника головазатрещала сильнее.

— Ладно.

Дамиан недовольно задвигался, когда Натэниел попыталсяпринять часть его веса на себя. Наконец мы прислонили его к краю ванны, и частьего веса поддерживал Ашер, но Дамиан все так же прижимал к груди мою руку.Натэниел снял с меня пояс и помог вылезти одной рукой из наплечной кобуры, но,чтобы снять вторую лямку, мне нужна была вторая рука. Дамиан отбивался медленнои упрямо, будто во сне. Но он был вампир: он мог бы голыми руками разорватьстенку моей ванной, чтобы проложить себе путь. Если он не захочет отпустить моюруку, то мы его не заставим. Не ломать же ему палец за пальцем.

— Что будем делать? — спросил Натэниел.

— Мне надо выбраться из этой жары, — ответилая. — Можно ли пустить холодную воду или что-нибудь в этом роде?

— Нет, — ответил Ашер. — Надо держать какможно горячее, пока он не удержит в себе хоть немного крови. Рисковать егоохлаждением мы не можем.

— Тогда снимите с меня эти шмотки.

Я скорее ощутила, чем увидела, как они переглянулись.

— И как мне это сделать? — спросил Натэниел.

Я наклонила голову, положив ее на мокрые волосы Дамиана.Самым холодным предметом в этой ванне была его кожа. Мне было так горячо, чтоуже почти тошнило, и все же я ощутила прохладу. Головная боль переполняла меняи рвалась изо рта. Я только постаралась добраться до края ванны, прежде чемменя вывернуло. Дамиан умудрялся ни разу не попасть в воду, когда его рвало,значит, я тоже могу. Но он цеплялся за меня, и только рука Ашера, подхватившаяменя, помогла мне сохранить чистоту воды.

Голова разваливалась, перед глазами вспыхивали цветныефейерверки. Ашер поднес мокрое полотенце и вытер мне рот, потом положил другоемне на голову. Тут Натэниел ухватил меня сзади за рубашку и рванул, сорвал ее сменя клочьями. Ашер обернул мне плечи мокрым полотенцем, таким холодным, что яшепотом выругалась.

Ашер и Натэниел приняли на себя мой и Дамиана вес иотодвинули нас в дальний угол ванны, и тут пришел Джил и стал убирать грязь.Ему сегодня пришлось убирать вагоны грязи, и он не заворчал ни разу. Два разаон глянул на куски моей рубашки, плавающие в воде, но ничего не сказал.Отличный из него был работник: делал, что ему сказано, и не задавал вопросов.

Натэниел попытался точно так же содрать с меня джинсы.Сверху ему это удалось, но вес Дамиана держал меня под водой, и у Натэниела тамне было хорошего упора. Ашер подоткнул полотенце как можно надежнее и осторожновлез в воду. Встав на колени, он обнял меня и Дамиана и поднял, встал, держанас на весу. Я все еще касалась дна, но Ашер держал вес нас обоих, потому чтоноги у меня не работали. И держал он без усилий.

Натэниел взялся за края разрыва и потянул. Тяжелая мокраяткань разорвалась со звуком раздираемой плоти, но громче — мокрый и резкийзвук. От силы рывка мое тело дернулось, и лишь мышцы Ашера удержали меня наногах.

Я ощутила голой кожей воздух и поняла, что вместе с джинсамиНатэниел сорвал с меня и трусы, но мне было все равно. Воздух на коже был всетак же удушающе горяч. Я не могла дышать. Последнее, что я помню, — мысль,что я сейчас отключаюсь. Потом — ничего.

Очнулась я на краю ванны, одна рука была в воде, с Дамианом.С головы до ног меня покрывали холодные мокрые полотенца. То, что было на лице,приподнялось, и я увидела, что Натэниел сидит в воде, поддерживая Дамиана. Ясморгнула с века мокрую прядь и увидела, что Ашер накладывает мне на лицо свежееполотенце. Он оставил глаза открытыми, так что я видела его.

— Как ты себя чувствуешь?

Мне пришлось подумать, чтобы ответить:

— Лучше. — Он стал менять полотенца у меня нателе, и я поняла, что на мне совсем нет одежды. — Сколько я пролежала вотключке?

— Недолго, — сказал Ашер, разглаживая полотенце уменя на ногах.

Я посмотрела на сидящего в воде Натэниела, держащего Дамианау края, чтобы вампир за меня не схватился.

— Никогда не видел, чтобы оборотень падал в обморок отжары, — сказал он.

— Все бывает в первый раз, — ответила я.

Дамиан медленно повернул голову ко мне. Глаза его быличистыми, светлыми, снова живыми. Они были цвета изумрудов и без вампирскоймагии — таков был у них природный цвет, будто его мать согрешила с котом. Улюдей такого цвета просто не бывает.

Я ему улыбнулась:

— Ты лучше выглядишь.

— Я напитался.

Я посмотрела на Натэниела — тот повернул голову, показываяследы на шее.

— Кажется, я могу обойтись без поддержки, — сказалДамиан.

Натэниел вопросительно посмотрел на Ашера, который,наверное, кивнул, потому что Натэниел отодвинулся. Дамиан пристроился ко мнепоближе, все еще прижимая к груди мою руку, но теперь легонько. Одной рукой онпридерживал меня за запястье, другой гладил руку.

— Я слышал, что ты — мой Мастер.

Я посмотрела в эти спокойные глаза:

— Кажется, тебя это не расстраивает.

Он потерся о мою руку щекой и подбородком. Как кошка или каклюбовник. Я всмотрелась в его лицо, пытаясь прочесть что-нибудь в этихспокойных изумрудных глазах. И тут до меня дошло, что мне не надо читать полицу. Чуть подумать — и я поняла, что эта умиротворенность пронизывает егонасквозь. Он был полон великого спокойствия, ощущения правильности мира. Покойи мир, который никогда не был моей реакцией, если Жан-Клод привязывал меняксебе.