— О бегстве не может быть и речи. Кроме того, ты неможешь ждать, пока она нанесет удар, и надеяться, что отразишь его. Мой тебесовет — переходи в наступление.

И здесь я с огромным наслаждением начала плести свою паутину.Я приехала в Прато с намерением помочь своей подруге удовлетворить одну из еезлодейских страстей, а вот теперь занималась подстрекательством в общем-тосмирной и добросердечной девушки, подталкивая ее к убийству родной матери, икак бы ни был оправдан мой поступок, в конечном счете разве не было эточистейшим преступлением? Что же до злой шутки, которую я собиралась сыграть сосвоей подругой, она наполняла меня ликованием и восторгом.

Аглая, впечатлительная, деликатная и чувствительная, былаошарашена моими словами и сразу ударилась в слезы, ужаснувшись поступку,который я предлагала ей совершить.

— Послушай, милое дитя, — сказала я, поглаживая поголове прильнувшую ко мне девочку, — сейчас не время плакать, тебе нужнымужество и решительность. Своими подлыми замыслами мадам Донис потеряла всякоеправо на уважение, которое подобает оказывать матери, и стала обыкновеннойзлодейкой, поэтому с ней следует расправиться быстро и без всяких сожалений,ведь лишить жизни человека, угрожающего вашей собственности, — это верхчеловеческой добродетели. Неужели ты полагаешь, что обязана испытатьблагодарность к этой ужасной женщине, которая-то и жизнь тебе дала только длятого, чтобы сделать ее кошмаром? Так что не заблуждайся, милая Аглая;единственный твой долг по отношению к этому чудовищу заключается в отмщении, атак получается, что тебя ударили по одной щеке, ты собираешься подставитьдругую и надеешься при этом сохранить к себе уважение. Допустим, на сей раз тыизбежишь гибели, но что будет дальше? Ты сделаешься жертвой своей матери завтраже, если ей не удастся погубить тебя сегодня. Поэтому открой свои прекрасныеглаза, неразумное дитя, и подумай сама: что постыдного в том, чтобы пролитьзлодейскую кровь? Перестань тешить себя иллюзией, будто между тобой и этойзлодейкой существует какая-то иная связь, кроме той, что связывает охотника сосвоей добычей.

— Вы были ее подругой?

— Да, но только до того момента, как узнала, что онасобирается уничтожить создание, которое я люблю больше всего на свете.

— Мне кажется, у вас с ней одинаковые вкусы и страсти.

— Возможно, но в отличие от нее я ненавижупреступления, в отличие от нее я — не волчица, жаждущая крови и жестокости; ялюблю своего мужа, а убийство всегда считала самым чудовищным поступком.Поэтому не надо сравнивать нас, Аглая, это беспочвенно, это бесчестит меня, и,кроме того, так мы теряем драгоценное время, ибо время разговоров кончилось —пора переходить к делу.

— Ах, сударыня, вы хотите, чтобы я вонзила кинжал вгрудь моей матери?

— Ты говоришь — матери? Как ты смеешь называть этимименем женщину, которая намерена убить своего ребенка, сделавшись твоимзаклятым врагом, она заслуживает уничтожения, как бешеный дикий зверь.

Я вновь заключила Аглаю в объятия и употребила все своеискусство, чтобы ее смятение было погребено под лавиной изощренных ласк; онапостепенно успокоилась, забыла все сомнения, и, наконец, покорно согласилась навсе[11]. Увлекаемая моими пагубными речами, эта маленькаяочаровательная бестия дошла до такой стадии, где ей ничего не оставалось, кромекак продлить свое наслаждение мыслью о мести; одним словом, я искусно подвела еек оргазму в тот самый момент, когда она в своем воображении расправлялась сматерью. Только после этого мы встали с постели.

— Итак, мой друг, — объявила я Сбригани, —настал момент заняться нашими жертвами, собирай своих людей, пусть они закуютих в кандалы.

Первым делом схватили мать и бросили ее в подземелье замка,где вскоре к ней присоединилась графиня. Она ничего не могла понять и былаизумлена до крайности. Аглая тоже была здесь.

— Чудовище! — обратилась я к синьоре Донис. —Справедливость требует сделать тебя жертвой собственного злодейства.

— Что я слышу? Ах, коварная дрянь, разве не твоимистараниями был задуман этот заговор?

— Ха, ха! Я просто хотела вывести тебя на чистую воду изаставить сознаться в твоих тайных преступных замыслах, но теперь ты в нашихруках, и мне не надо больше притворяться.

Когда наступила ночь, я велела привести обеих пленниц всалон, который синьора Донис превратила в арену для своих ужасов. Аглая,по-прежнему твердая в своем убеждении, подстегиваемая моими гневными словами, судовольствием наблюдала за происходящим; ее ничуть не трогали ни трагическаяучасть, ожидавшая ее бабушку, ни жестокие мучения, уготовленные матери. Ядогадалась заранее сообщить ей, что дьявольский замысел графини созрел в ееголове не без помощи старухи, и истязания начались.

Они происходили в полном соответствии с планом синьорыДонис, только вместо того, чтобы быть главной исполнительницей, кровожаднаяженщина сделалась их объектом. Мы с Аглаей легли в большую ванную и принялисьласкать друг друга всевозможными способами, а на нас лилась кровь бедныхженщин, которых нещадно колол кинжалом Сбригани. Здесь, к чести Аглаи, я должнадобавить, что она держалась великолепно, постепенно переходя от одногоудовольствия к другому, а затем — к экстазу, и ее исступление находилось навысшей точке вплоть до самого окончания операции, которая, кстати говоря, быладостаточно продолжительной. Сбригани употребил большое искусство, чтобыпродлить пытку и, как вы, наверное, догадываетесь, увенчал ее тем, что совершилсодомию с обеими жертвами, которые испустили дух в его объятиях.

Я от души поблагодарила своего изобретательного супруга заотменный спектакль и добавила: