Я поделилась своими мыслями с мужем, он принял их свосторгом и посоветовал немедленно позвать служанок, велеть им упаковать вещи иотправить их в Рим, потому что именно этот вечный город мы избрали местом своейочередной остановки, когда истечет срок нашего пребывания во Флоренции. НаЭлизу и Раймонду я могла положиться, как на самое себя, и они в точностивыполнили мои указания. В тот же день я убедила синьору Донис в том, что дляполного успеха нашего предприятия и в целях осторожности необходимо очиститьдом от слуг и что ей лучше перевезти в деревню все свое золото и вседрагоценности, чтобы не остаться без средств на тот случай, если наш план сорвется.Синьора Донис сочла мои советы мудрыми и своевременными и, даже не подозревая отом, что зрело в моей голове, предупредила всех своих знакомых, что уезжает наСицилию и не вернется до поздней осени; после чего, оставив при себе старуюняньку, о которой я уже упоминала, эта беззаботная и недалекая женщинаоказалась в моей власти: пожелай она нарочно попасть в расставленную намиловушку, она не смогла бы сделать это с большим успехом, чем теперь. Наследующий день все было готово, наша графиня — я действительно уже считала еенашей добычей — получила из банка шестьсот тысяч франков в виде драгоценностей,два миллиона в банковских билетах и три тысячи цехинов наличными; единственнойее защитой служила престарелая женщина, а в моем распоряжении, кроме Сбригани,находились двое здоровенных лакеев.

Завершив все приготовления и предвкушая огромноеудовольствие от перспективы заставить дочь совершить то самое преступление,жертвой которого собиралась ее сделать мать, я уговорила графиню отложитьспектакль до следующей пятницы, под тем предлогом, что за эти три-четыре дня мыдолжны успокоиться и внутренне подготовиться к столь грандиозному событию.

— А до тех пор, — добавила я, — будемупотреблять только хитрость — насилие лишь в крайнем случае. И второе: раз ужмы в самом скором времени расстанемся с восхитительной Аглаей, которую тытолько сегодня представила мне и которую я больше никогда не увижу, позволь мнепровести с девочкой хотя бы эти несколько оставшихся ночей.

Все, что я говорила, что предлагала и о чем просила, былозаконом для графини — так велика и безрассудна была ее страсть ко мне, что онаоставалась глуха к голосу осторожности. Теперь вы видите, какие непоправимыеошибки порой совершают люди, опьяненные злодейскими замыслами: ослепленныесвоими страстями, они ничего не видят вокруг себя; они совершенно убеждены, чтоих сообщники собираются извлечь из замышленного предприятия те же самые выгодыили удовольствия, которые предвкушают они сами, и забывают о том, что уподручных могут быть и свои планы. Одним словом, синьора Донис согласилась навсе; Аглае было ведено оказать мне горячий прием в своей постели, и в ту женочь я совершила восхитительное путешествие в царство сладострастия. Да, друзьямои, это был настоящий бездонный кладезь очарования! Не думайте, что яударилась в поэтические вольности или свихнулась от восхищения, но я нискольконе преувеличиваю, когда заявляю вам, что одной Аглаи достаточно было бы длятого неведомого мастера, который обшарил всю Грецию и ни в одной из сотенпрекраснейших женщин этой страны не нашел красоты, необходимой ему.для созданиявеличественной Венеры — той самой, что восхитила меня в галерее великогогерцога. Никогда за свою жизнь не встречала я таких божественно округлых форм,такого средоточия сладострастия, таких обольстительных линий; а с чем сравнитьее сладкую, крохотную куночку, ее пухленькие трепетные полушария, ее дерзкие,свежие и благоухающие груди? Нет, я отдаю отчет своим словам и теперь, попрошествии времени, могу утверждать беспристрастно, что Аглая была самымвосхитительным созданием, с каким до тех пор мне приходилось заниматьсяплотскими утехами. Едва увидев это роскошное тело во всей его красе, ябросилась ласкать его; я лихорадочно металась от одной прелести к другой, ивсякий раз мне казалось, что я так и не успею насладиться всеми. Эта маленькаябестия обладала таким безудержным темпераментом, о каком можно только мечтать,и скоро совсем обезумела. Способная ученица своей матери, она ласкала меня каклегендарная Сафо, но моя продуманная томность и страдальческая похоть, моймучительный экстаз, мои нервные судороги, спазмы и стоны, мои грязныеругательства — непременные атрибуты безграничного распутства, эти симптомысмятения, в которое Природа ввергает и тело и душу, — мои гримасы, мои умильныевыстраданные ухмылки и поцелуи, змеиные движения и провоцирующие замечания, мойгрубовато-похотливый шепоток, — все это привело поначалу Аглаю взамешательство, потом встревожило не на шутку, и она мне призналась, чтострасть ее матери не столь утонченная и уж во всяком случае не такая бурная,как моя. Наконец, после нескольких часов беспримерных безумств, после того какмы испытали пять или шесть оргазмов самыми невероятными способами, после того,как расцеловали и обсосали самые потаенные уголки на теле друг друга,сопровождая эти упражнения щипками, укусами, ударами — короче, после самоймерзкой, гнусной и необузданной похоти, которая буквально потрясла беднуюдевочку, я обратилась к ней примерно с такими словами:

— Милое дитя, я не знаю, каковы твои принципы, не знаю,заботилась ли графиня о воспитании твоей души, когда начала приобщать тебя ктайнам наслаждения, но как бы то ни было, вещи, которые я собираюсь сказатьтебе, слишком серьезны, поэтому прошу тебя отнестись к ним соответствующимобразом. Твоя мать, самая коварная, недостойная и самая преступная из женщин,замыслила покушение на твою жизнь — погоди, не прерывай меня, — так вотзавтра, Аглая, ты станешь ее жертвой, если только не сумеешь отразить удар; яговорю это только затем, чтоб ты поняла, что у тебя нет выбора, кроме какопередить убийцу и ударить первой.

— Великий Боже, какие ужасы вы рассказываете? — ИАглая задрожала в моих объятиях.

— Это и вправду страшная истина, голубка моя, но я немогу больше скрывать ее.

— То-то я удивилась, почему она в последнее времяотносится ко мне по-другому… Ее холодность, ее грубость…

— Какую грубость ты имеешь в виду?

Тогда Аглая рассказала, что ее мать сделалась жестокой всвоих наслаждениях, стала мучить и истязать ее, говорить непристойные грубости.Мне было любопытно узнать, до какой стадии дошла страсть синьоры Донис к своейдочери, и девочка, краснея и опустив глаза, призналась, что мать требовала отнее самых унизительных поступков в удовлетворении своей грязной похоти, которыенеизменно порождают отвращение. Исчерпав до конца запас своих распутныхфантазий, эта блудница довела себя до такой степени, что уже не могла получитьудовольствие иным путем, кроме как заставляя дочь испражняться себе в рот иглотая экскременты.

— Милая моя, — заметила я, — тебе надо былобыть сдержаннее в ласках, которые ты дарила своей матери; твоя пылкость ибезоговорочная покорность привели ее к пресыщению. Но прошлое изменить нельзя,и теперь ты должна готовиться к предстоящим испытаниям, ибо роковой час близок.

— Но что же теперь делать? Может быть, убежать?