горизонту, виднеющемуся за большими окнами от пола до потолка. Я могу сказать, что она не понимает, но опять же, разве она может? Она росла в абсолютно другом мире, без боев и без потерь.

— Амелия начала новую главу, — говорит она тихо, почти про себя, — за кого тебе сражаться, если сейчас ты один?

— Я? — мой голос эхом разносится по просторам моего пентхауса, — я борюсь за выживание. Моя жизнь — это власть и поддержание порядка. Что-то, что ты никогда не поймешь.

Ее губы сжимаются в тонкую линию, и я вижу, как на ее лице мелькает вспышка раздражения.

— То, что я не родилась в этом мире, не значит, что я слепа к нему и к тому, что он делает с теми, кто в нем живет. Я наблюдала за Амелией… Я видела более чем достаточно, чтобы понять, какую цену вы все платите.

— Если бы ты действительно понимала, то ты бы также поняла, какие последствия будут, когда Амелия решила выйти замуж за Алексея. Империя Кинг — это не предел мечтаний. Это наследие, которое требует от тебя всё, что ты можешь и не можешь отдать.

— Даже твое счастье? — ее вопрос повисает в воздухе между нами, и на долю секунды я замолкаю.

— Империи не строятся на счастье, — парирую я, сжимая кулаки по бокам, — они выкованы из стали и крови.

— Ты хоть понимаешь, каким мудаком кажешься? Всё, что ты только что сказал, звучит для меня как полная чушь. Непонятно, почему ты не хочешь, чтобы люди, которых ты любишь, были счастливы, независимо от всего.

Ее вопрос ранит меня очень глубоко, и, несмотря на кипящий внутри меня гнев, я напоминаю себе, что, хотя Ева думает, что понимает эту жизнь, я знаю, что это не так.

— Это заявление в очередной раз доказывает, что ты ничего не понимаешь, — холодно заявляю я, прежде чем сделать еще один глоток из стакана, — но наш разговор оказался полезным. Это заставило меня осознать, что я должен встретиться лицом к лицу с опасностью, угрожающей мне. Я собираюсь встретиться с капо, который, судя по всему является источником всей той ерунды, которая распространяется в их рядах. Я собираюсь противостоять Энтони Казалетто и всем этим слухам.

— Я не понимаю, как, черт возьми, ты сделал именно такой вывод из нашего разговора, — огрызается Ева, — я пытаюсь сказать тебе, что ты тоже заслуживаешь счастья. Встреча с одним из твоих капо — это совсем не то, о чем я говорю.

— Это именно то. Ты спрашиваешь меня, заслуживаю ли я иметь семью, и я отвечаю именно на этот вопрос. Империя, которую построил для нас мой отец и есть моя семья.

— Похоже, ты желаешь умереть.

— Ты действительно думаешь, что я хочу, чтобы этот трон был пропитан моей собственной кровью?

Мое сердце бешено стучит, отражая кипящую во мне ярость. Но она не отступает, не съеживается. Это одна из вещей, которая одновременно бесит и притягивает меня к ней.

— Иногда мне интересно, — признается она, ее взгляд непоколебим, — ты так сосредоточен на том, чтобы проявить себя, сохранить свое… я не знаю… наследие нетронутым, что ты не осознаешь того факта, что оно может тебя уничтожить.

— Тогда пусть оно уничтожит меня! — колкие и горькие слова вырываются прежде, чем я успеваю их обуздать, — я не знаю, сколькими еще способами я могу сказать это. Я не позволю стараниям моего отца рухнуть из-за того, что какой-то придурок, присягнувший на верность этой семье, думает, что может бросить мне вызов, — я вижу вспышку боли в ее глазах, но сейчас не время быть мягким. Она должна понять.

Ева вздыхает, желание спорить оставляет ее, и она устало потирает виски.

— Я устала, Винсент. Мне пора ехать домой.

Внезапное изменение в ее настроении сбивает меня с толку, и мой гнев перерастает в беспокойство.

— Подожди, — говорю я, и мой голос теряет резкость, — я тебя расстроил? Я думал, ты хочешь, чтобы я был честен.

Она качает головой.

— Конечно, я хочу. Завтра у меня смена в доме престарелых, и мне, наверное, стоит немного отдохнуть.

Иногда я забываю, что Ева не такая, как мы. Она из обычной семьи, каждый член которой, включая ее, работают всю свою жизнь. Ее отец владеет собственной компанией, и, несмотря на то, что мой отец на протяжении многих лет помогал ему заключать некоторые контракты, нельзя сказать, что их жизнь полна расточительства.

— Ты всё еще планируешь помочь с вечеринкой? — спрашиваю я, пытаясь придумать причину, по которой она могла бы остаться.

— Я сказала, что приду, — отвечает она, на ее лице отражается усталость, — я вернусь и помогу чем смогу.

— Спасибо, — говорю я уже мягче, — это много значит для меня.

Она кивает, забирая сумочку с дивана, ее движения спокойны и обдуманны. Часть меня хочет протянуть руку, сказать ей, чтобы она осталась, признать, что, возможно, просто возможно, она понимает больше, чем я думаю, но я молчу, следуя за ней, пока она подходит к лифту.

— Винсент, — говорит она нерешительно, — если ты собираешься поговорить со своим капо, пообещай мне, что будешь осторожен.

Я не могу не ухмыльнуться, хотя между нами все еще нависает бремя наших прежних разногласий.

— Не говори мне, что ты беспокоишься обо мне, Ева, — мои поддразнивания — всего лишь попытка поднять настроение, но часть меня жаждет ее искренней заботы.

— Конечно, я волнуюсь за тебя, — она подходит ближе, и на мгновение я застигнут врасплох пристальным взглядом ее глаз, — Амелия, возможно, моя лучшая подруга, но ты… я забочусь о тебе не меньше, — говорит она шепотом, но даже так я расслабляюсь от ее слов.

— Спасибо, Ева, — говорю я, и в моем голосе звучит искренность, — это значит для меня больше, чем ты думаешь.

Она слабо, но смело улыбается мне, затем проскальзывает в лифт, оставляя после себя пустоту, хотя всего мгновение назад ее теплота озаряла все уголки моего дома.

Как только двери лифта закрываются, я беру телефон и набираю номер Марко. Стоит ему ответить, мой голос становится деловым, все следы юмора исчезают.