Потому что если бы был, ты бы уже был мертв. Он бы положил конец твоей жизни там, где ты сидишь, лишь только услышав слова, которые ты только что сказал, — отвечаю я тихим и ровным голосом, — ты бы предпочел, чтобы я начал вести себя как он?

— Я не хотел проявить к тебе ни капли неуважения. Я сожалею, если тебе так показалось. Всё, что я пытался сказать, это то, что ты молод и временами импульсивен. Всем, в том числе и мне интересно, сможешь ли ты быть… благоразумным.

Решение, которое я должен принять, ложится на мои плечи тяжким грузом и словно тиски сжимает мою грудь, сдавливая всё сильнее с каждым вздохом. Руководить — значит выбирать, и каждый выбор влияет на будущее семьи. Могу ли я стать тем лидером, которым был мой отец? Хочу ли я вообще им быть?

— И всё? Тебя беспокоит только моя молодость? — спрашиваю я, и в моей голов вихрем проносятся сомнения и исходы принятых мой решений.

— Хорошо… нет, честно говоря, это твоя… семья, — шепчет он, его взгляд скользит по пустому месту рядом со мной — то место, где должна сидеть Амелия.

— Семья? Моя сестра решила уйти, чтобы следовать своему сердцу. Могу заверить тебя, что когда дело касается семьи, совершенно ясно, чему и кому я предан, — уверяю я его, — и я не могу допустить, чтобы хотя бы один из капо усомнился в этом.

— Я уверен, что у тебя добрые намерения, мой мальчик, но как мы можем быть уверены, что, если потребуется, ты не выберешь свою сестру вместо семьи?

— Потому что я принял присягу, — отвечаю я грубо.

— Надеюсь, ты воспринимаешь это так, как было задумано, но я не уверен, что твоего слова достаточно, чтобы избавить нас от опасений, — отвечает Энтони.

Я откидываюсь на спинку стула, изучая постаревшие черты лица мужчины. У меня есть пара вариантов. Я могу продолжить разговор с Энтони или закончить прямо сейчас, и он не уйдет отсюда живым. Проблема с последним вариантом заключается в том, что звание капо дает некоторую неприкосновенность. Если вы не предадите семью открыто, вам будет предоставлена защита. Если я устраню угрозу, есть большая вероятность, что другие капитаны воспримут это как угрозу себе.

— А что могло бы развеять эти сомнения?

Энтони на мгновение замолкает, изучая меня. Он почти шепчет, тон, предназначенный для тайн и опасных договоренностей.

— Не уверен, что могу об этом говорить.

— Ой, ладно, Энтони, — фыркаю я, — мы оба знаем, что ты уже всё обдумал и у тебя есть решение проблемы, что бы унять это всеобщее беспокойство.

— Похоже, ты предполагаешь, что я готовлю заговор против тебя.

— А разве нет?

— Конечно, нет, — настаивает он, — я имею в виду, что если бы меня заставили что-то придумать, есть один способ укрепить твое положение, а также развеять любые мои сомнения относительно того, кому на самом деле принадлежит твоя лояльность.

Я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на разделяющий нас стол, переплетя пальцы. Энтони — старший в этой игре. Его действия рассчитаны, но я не тот человек, которого можно легко загнать в угол.

— К черту ходить вокруг да около. Говори уже.

— Альянс, — говорит он, и это слово повисает между нами, — с одним из членов семьи.

Я хмурюсь, пазл в моей голове пока не сложился.

— Мы уже семья, Энтони. Что еще ты предлагаешь?

— Брак, — спокойно заявляет он, и кажется, что комната начинает вращаться вокруг своей оси, — с моей дочерью Джией.

Удивление бьет меня в лицо, словно прямой удар. Мои глаза непроизвольно расширяются, выдавая шок, который пронзает меня от его слов. Джиа… У дочки Энтони был пронзительный взгляд, способный пригвоздить к месту, и характер, сравнимый с хитростью ее отца.

— Ты хочешь, чтобы я женился на твоей дочери.

— Разве это такая безумная затея? — спрашивает он.

— Да, это звучит чертовски безумно, — огрызаюсь я, прежде чем уточнить, — ты говоришь, что поддержишь меня в обмен на то, что я надену обручальное кольцо на палец Джии?

— Точно. Это укрепит наши семьи и покажет, что ты верен семье Кинг. А также, что твоя сестра не имеет над тобой никакой власти теперь, когда она Иванова.

— Она не имеет никакого влияния, достаточно просто моего слова, — твердо напоминаю я ему.

— Я понимаю, но подумай об этом, — продолжает Энтони, принимая мое молчание за неуверенность, — уважение, которое вызовет этот союз… не говоря уже об остром уме Джии, который может пригодиться тебе, если она будет рядом с тобой. Она будет равна тебе во всех отношениях, мой мальчик.

Действительно, острый. Джиа Казалетто — не просто принцесса мафии; она столь же грозная, сколь и загадочная. Но это… это игра другого уровня. Это рискованная игра, требующая рассмотрения, даже если каждый инстинкт кричит мне, чтобы я остерегался подобных обременений и затруднений.

— Поддержка во всем? — спрашиваю я, внимательно глядя на него и следя за его реакцией. Даже сейчас я должен точно ориентироваться в этих коварных водах, — или есть какие-то условия?

— Безусловно, — подтверждает он.

Предложение Энтони впивается в самую суть моего затруднительного положения. Это решение касается не только меня — речь идет о выживании династии. В моей голове эхом звучат слова Евы о том, что я заслуживаю счастья. Возможно, она права. Возможно, женитьба на Джии не только укрепит мое место в этой семье, но и станет катализатором моего счастья.

Хрустальная люстра заливает комнату золотым светом, который отражается от полированного серебра и полупустой бутылки вина на столе. В воздухе пахнет чесноком и выдержанным вином — запах такой же знакомый, как мой собственный. Этот комфорт кажется неуместным, учитывая какое опьяняющее и тяжелое предложение висит в воздухе и требует ответа.

— Семья — это всё, — говорит Энтони, его пальцы отчеканивают тихий, нетерпеливый ритм по столу, — ты знаешь об этом лучше, чем кто-либо.

— Семья, — эхом отвечаю я, чувствуя остроту этого слова на кончике языка, — да, это основа, на которой держится всё. Как Джиа относится к предлагаемому союзу?

В глазах Энтони мерцают торжество и