По дороге домой она сказала напрямую, у нее всегда такая манера разговора:

– Держись от меня подальше. Не хочу, чтобы надо мной смеялись, мол, опекаешь малолетку.

– Я не малолетка, а просто умный. Могу помочь с уроками, если захочешь.

История в лифте. Я прикинулся больным, начал дышать, как загнанная собака, зажмурил глаза, не совсем, конечно, портфель бросил на пол. Даша обхаживала меня, как больного на смертном одре, говорила какие-то слова, гладила по щекам, ворошила волосы. Из лифта я вышел, с трудом сдерживая счастливую улыбку.

Повзрослев, уже в Израиле я разыскивал Дашу повсюду, но, как назло, опаздывал на несколько дней, иногда недель. Они с подругой меняли адреса, оставляя о себе плохие отзывы хозяев съемных квартир. Один из таких, в замусоленной майке телесного цвета, показал оставленную накануне квартиру.

– Посмотри, – он показал рукой на следы бегства, – вчера они съехали, вернее, сбежали, она и ее ненормальная подруга. Смотри, какую гору мусора оставили за собой. В контракте написано: квартиру надо оставить чистой, стены покрасить, текущие счета должны быть оплачены. Они умотали вчера, ранним утром, выждали, пока я пошел на рынок.

Как-то на международной выставке фотографий я долго рассматривал снимок, квинтэссенция человеческой породы. Снимок сделан как бы мимоходом, фотограф, вероятно, прогуливался с собакой в парке. На переднем плане вытянутый деревянный стол, вокруг лавки из грубых досок. На столе громоздятся остатки вчерашнего пиршества: одноразовые тарелки с недоеденными остатками пищи, пластмассовые вилки и ножи, деревянные шампуры из-под шашлыков, скомканные салфетки, пустые бутылки валяются на земле, окурки воткнуты в огрызки кусков хлеба, вороны пируют, разгуливая между отбросами.

Нечто подобное я увидел в квартире.

– Ну, что скажешь? – хозяин со злостью пнул пустую обувную коробку. – Я собираюсь позвонить своему адвокату. Пусть накатает жалобу в полицию за причиненный ущерб и несоблюдение контракта. Только за уборку придется заплатить несколько сот шекелей.

– Во сколько ты оцениваешь ущерб? Покраска стен, уборка, счета, что еще?

– Ты брат одной из них?

– Если узнаешь, куда они сбежали, позвони. – Я достал кошелек. – Ты наверняка знаешь местных риелторов, они приводят тебе клиентов. Заработаешь пару сот шекелей.

Подруги жили в Рамат-Гане, через год перебрались в северный район Тель-Авива. Снова пересекли город в противоположном направлении, южный, с плохой репутацией, видно, с деньгами стало совсем плохо. Затем арендовали подвальное помещение в Герцлии. Каждый раз, когда они сбегали, оставляя долги и проклятия хозяев, проблема улаживалась с помощью все того же кошелька с наличными.

– Так вот почему нас никто не преследовал! – Даша явно разозлилась. – Добрый дяденька оплачивал долги. Дася и Ася в бегах от алчных кредиторов. Страшно подумать, мы с Аськой боялись в определенных местах показываться. Ведь нам могли запросто морды набить или отволочь за волосы в полицию. И чем же мы должны тебя отблагодарить, тайный рыцарь? Как насчет групповухи? Мы с Аськой обслужим тебя по полной. За тобой гостиница, шикарный ужин при свечах, кровать необъятных размеров, остальное берем на себя.

Даша

Миша недовольно поморщился. Разговор явно катился не по тем рельсам. Вместо дружеского разговора, как он рассчитывал, получалась некое судебное заседание, где он выходил виноватым.

Непонятно для себя самой я разозлилась на бывшего соседа. Маменькин сыночек стал удачливым бизнесменом, нашел свое место под луной, знает, чего он хочет, не тратит время на пустяки.

А на что я трачу свое время? Беготня по учреждениям, грошовые заработки, ни карьеры, ни мужика нормального. Кроме колкого характера и хорошей внешности, ничего. Сионистскими идеалами и не пахнет. В синагоге вообще ни разу не была.

Вывод: не удалось прижиться – меняй страну. Податься в Германию мыть полы, благо опыт имеется, у какой-нибудь фрау Марианн фон Браун, в бытность Марина Коровина, недовольная очередной диетой и русской прислугой.

Из окна гостиницы видна прекрасная панорама – морской залив Хайфы, грузовые корабли в порту, уходящие вниз ступени Бахайского сада, ленточка морского побережья тянется дугой в сторону Акко.

Звучит незнакомая мелодия нового мобильника.

– Алло, – бормочу невыспавшимся голосом.

– Доброе утро. Спускайся в лобби. Заказал нам завтрак.

Шикарный мобильный телефон Миша подарил мне вчера за ужином в уютном ресторанчике. Он послал кому-то сообщение, не прошло и получаса, как подкатил мотороллер. Водитель в мотоциклетном шлеме привез несколько аппаратов, аккуратно уложенных в металлический ящик.

– Выбирай, какой понравится, – предложил Миша, – твоим старьем только гвозди забивать или использовать в качестве музейного экспоната. Подарок от меня в честь знакомства.

– Мы с тобой знакомы много лет.

– Ты сегодня не та девочка в аэропорту. Молодая женщина в расцвете сил.

– Воздержись от комплиментов, мне их не раз делали, обычно с целью уложить меня в кровать.

– Люди с годами меняются, затасканная фраза, но это так.

– Я умею лгать правдивым голосом.

– Я не детектор лжи. Предлагаю тебе остаться ночевать в Хайфе.

– Все сегодня ради того, чтобы заманить меня в постель.

– Я заказал отдельные номера.

Миша, привстав из-за стола, машет рукой, приглашая присоединиться. На нем новая рубашка, другие брюки. Где и когда он сумел обзавестись заменой? Бедная девушка одета в ту же одежку, что и вчера.

Я усаживаюсь и сразу перехожу к выяснению ситуации:

– Миша, объясни, почему мы здесь. Со вчерашнего утра я пытаюсь понять, разобраться, откуда такое пристальное внимание ко мне. Давай начистоту, иначе я встаю, сажусь на поезд или автобус до Тель-Авива и больше мы никогда не встретимся.

– Ты права. Я не разыскивал тебя под влиянием эротических снов. Ты нравилась мне, но есть большая разница между детской влюбленностью и отношениями между зрелыми людьми.

– Продолжай.

– Я предлагаю тебе деловое сотрудничество. Работа необычная, рискованная, связана с переменами места жительства, заменой паспортов, умением преображаться, держать язык за зубами, в случае необходимости применять силу. Твоим широко открытым глазам отвечу: речь идет о больших деньгах, которые ты сможешь заработать. Десятки тысяч евро, в зависимости от проделанной работы.

– Какая это работа, ты, конечно, не скажешь, пока не дам ответ.

– Я дам тебе время на размышление. Двадцать четыре часа.

– Жесть. Завтрак я могу съесть?

– Конечно, но не наедайся. Сразу после него мы едем в гости к моей маме. Она очень хочет тебя видеть. Специально к твоему приходу приготовила оладьи с шоколадным сиропом.

Мири

Эйтан спит рядом. Ощущение давней близости не покидает меня с той минуты, как мы взлетели. Какая-то дура вешалась в аэропорту ему на шею. Я вовремя отогнала назойливую муху в дешевых шмотках, прическа столетней давности, ужасающая косметика вдобавок к уродливой внешности. Крашеные блондинки считают, что все они неотразимы, как Мэрилин Монро. Стоит им только похлопать ресницами, сказать пару слов томным голосом, улыбнуться улыбкой Джоконды, как мужики тут же падут на колени, протягивая коробочку с кольцом.

Да, мы с Эйтаном ссорились, и не раз. Иногда не разговаривали по нескольку дней, самый длительный перерыв до «окончательного» разрыва две недели. Причин для ссор хватает. Совместная жизнь, как новая машина, требует обкатки. Машине требуется проехать пять, десять тысяч километров, чтобы составные части мотора начали работать слаженно, коробка передач почувствовала руку хозяина, тормоза приладились к дискам. Так же и семейная жизнь: пока обе стороны присмотрятся, принюхаются, как собаки, друг к другу, поймут, когда надо уступить, а когда надо настоять на своем, чтобы поведение в дальнейшем не расценивалось как слабость. Сколько на это потребуется времени? Ответ однозначен: никто не знает. Жизнь не медовый месяц, а медовый месяц – это еще не жизнь.

Для себя я давно решила: Эйтан – мой до конца жизни. Звучит эгоистично, согласна, но мне плевать. На небесах написано: мы должны быть вместе. Ценность совместного бытия похожа на разорванную пополам денежную банкноту, каждая половинка которой бесполезный кусок бумаги.

Мое детство