как разведчик в поисках врага, дремоту. Я поймала на себе взгляд партнера по обжираловке. Миша рассматривал меня через толстые бифокалы с неподдельным интересом, он, словно ребенок, увидевший новую игрушку, наклонял голову то влево, то вправо, чтобы улучшить угол обзора.

– Спасибо, Клара Моисеевна, – вспомнила, что нужно поблагодарить, – большое спасибо. Скажу маме купить такие же. Обычно она готовит оладьи на сковородке. Я ее так редко вижу, она постоянно на работе, у них не хватает специалистов. Мама говорит, всех стоящих переманили в Москву. Ей тоже несколько раз предлагали работу там, но она не хочет переезжать.

– Почему не хочет? В столице действительно зарплата намного больше, всегда есть куда пойти: в театр, например, или на концерт зарубежного певца. Недавно по телевизору показывали выступление французской певицы, как ее…

Она вопросительно смотрит на гения. Подождав чуточку для приличия, я вставляю:

– Мирей Матье, она выступала в Кремлевском дворце.

– Умница. Я всегда говорила Мишеньке о твоих способностях, вам не мешает подружиться. Сколько лет мы соседи…

Она закатывает глаза, на потолке точно написаны даты нашего соседства.

Что-то она подозрительно бросается комплиментами в мою сторону: вначале «солнышко», теперь «умница», так и до «принцессы» дойдет.

Пора закидывать удочку.

– Мне кажется, мы не переезжаем в Москву только по одной причине…

Слышно, как муха на оконном стекле потирает лапки.

– Если папа вернется, как он нас найдет? Москва – большой город, там люди как букашки, миллионы. А так мы на своем месте, живем в той самой квартире.

Клара Моисеевна проявляет неподдельный интерес к моему признанию.

– Я слышала, твой папа в Израиле, процветает в качестве…

Она смотрит на сына, тот смотрит на меня, я смотрю на соседку. Как в фильмах про ковбоев, кто первый моргнет.

– Визажиста, – наш с Мишей унисон выводит хозяйку из умственного ступора.

Она задумчиво произносит:

– Зачем ему сюда возвращаться, работать парикмахером, зарабатывать жалкие гроши?

Поплавок слегка ныряет, терпение, пока рыбка заглотнет наживку.

– Я то же самое говорю маме, а она не хочет слушать. Я хочу поехать к папе, пообщаться, он очень редко звонит, две-три минуты раз в месяц, не чаще.

– Бедный ребенок, тебе не хватает отцовского внимания. Мама, понятно, тебя одну не отпустит так далеко. А она туда не собирается?

– Нет, и меня не пускает. Она согласна только при одном условии: если я смогу присоединиться к семье, которая едет в Израиль.

Слезы текут по моим щекам, я хлюпаю носом.

– Бедная девочка, не плачь. Мы едем по гостевой визе в Израиль через три месяца. Там есть курортный город на юге…

– Эйлат. – Миша снимает очки и протирает линзы салфеткой.

– Мы едем туда втроем на международную конференцию. Вернее, Наума Самойловича пригласили прочесть лекции, а мы в это время погостим у моей двоюродной сестры Беллы. Она живет в…

– Хайфе.

Миша неумело протягивает мне салфетку подтереть слезы. Таких, как он, в Израиле презрительно называют хнун – растяпа, маменькин сыночек. Попадется ему такая, как я, всю жизнь под каблуком будет ходить. Но такая, как я, на него и не посмотрит.

– Возьмите меня с собой, пожалуйста. Я так соскучилась по папе, он мне по ночам снится. Каждую ночь, я ужасно скучаю…

Ниагарский водопад выглядит засыхающим водоемом по сравнению с обильными потоками моих слез. Вероятно, я слегка переборщила, соседка смотрит на меня испуганными глазами, опасаясь приступа эпилепсии или чего-то подобного.

– Обязательно поговорю с твоей мамой, обязательно. – Она протянула руку, погладить меня по голове, но остановилась в последний момент: вдруг я кусаюсь?

Эйтан

Мы с Мири выползли из самолета в прохладный вечер аэропорта Кеннеди. После паспортного контроля среди толпы встречающих: водителей такси, экскурсоводов с приподнятыми над головой флажками, представителей конференций – нас поджидал темнокожий мужчина с табличкой Mizrahi Miriam. Он выхватил наши чемоданы и показал следовать за ним.

Водитель отвез нас в гостиницу в двух кварталах от Таймс-сквера. Неплохо, если учесть короткий срок до вылета.

– Извини, поскольку все случилось так неожиданно, мне удалось в последний момент забронировать только одну комнату, – ответила Мири на мой немой вопрос, когда клерк протянул карточку-ключ от номера.

– Там две кровати?

– Не знаю.

Она посмотрела на часы:

– Водитель должен скоро вернуться, он не может стоять у входа в отель. Поднимемся, оставим вещи, мне надо освежиться.

– Я подожду тебя здесь.

На мой вопрос о свободной комнате клерк отрицательно покачал головой. Спать с бывшей подругой в одной кровати казалось неудачной шуткой. Мне в голову не пришло спросить Сарит об этом. Я просмотрел сайт Booking.com: Нью-Йорк, трехзвездочные отели, одна персона, дата прибытия, дата отбытия. Сайт предложил несколько номеров по цене 600 и больше долларов за ночь. Дешевле только хостел или двухзвездочные гостиницы с общим туалетом в коридоре.

Мири вышла из лифта. Она выглядела свежо – другой костюм, макияж в легких тонах, деловая сумочка под мышкой.

– Наш водитель здесь, пошли.

В машине подруга вынула бумажку из сумки.

– Сарит продиктовала адрес больницы, где находится Гай. Надеюсь, я правильно записала.

Она осветила записку фонарем мобильника.

– The Mount Sinai hospital, – сказала она водителю, – por favor10. Si puedes rápidamente11.

– Ты говоришь по-испански, я не знал.

– Я собиралась учиться в Америке, если ты помнишь.

Намек в мою сторону. Мири передумала получать высшее образование в Америке. Главный виновник, конечно, я – не захотел присоединиться к ней в качестве телохранителя.

– В Штатах испанский – второй язык, в стране масса нелегальных эмигрантов из Мексики и других латиноамериканских стран. Не говоря о беженцах с Кубы. В Майями половина населения говорит на испанском, там есть район Маленькая Куба, заселенный беженцами с Острова свободы. Какая ирония – так называть диктатуру Кастро. Я два года занималась с частным преподавателем испанского языка. Суровая тетка с характерным аргентинским акцентом не делала мне поблажек, гоняла по грамматике, заставляла читать «Сто лет одиночества» в оригинале.

Мы сидим бок о бок, разговариваем, словно близкие друзья. С одной стороны, ситуация напоминает наши прежние отношения. С другой стороны, я твердо решил продолжать свою жизнь один. Или с другой подругой.

Я вспомнил о неожиданном знакомстве. Даша. Неординарная, на мой взгляд, девушка. Уверенная в себе, решительная, талантливая. Что там мамаша долбила мне мозги, как дятел? Русия, ищет деньги, все они такие.

Израильское общество зиждется на одном факте и двух мифах, словно на трех китах – расизм, патриотизм и все израильтяне – братья. Последнее не сочетается с первым, второе давно стало уделом фальсификаторов истории, а третье, понятно, не имеет под собой фактической основы. Общество, как огромный кит, обросло невиданным количеством паразитов, живущих за чужой счет, причем они не стесняясь поедают не объедки, а лучшее со стола.

Даша и Рики моментально нашли общий язык. Неужели маленьким подарком так легко подкупить симпатию женщины? Мири никогда не забывала дарить мне подарки, большинство, не помню, где валяются. Она настойчиво уговаривала меня переехать к ней: дом большой, сделаем тебе рабочую комнату, сэкономишь на съеме квартиры и офиса.

Я категорически отказался, не хотел чувствовать себя обязанным. Мы сняли квартиру совместно, договорились, все расходы пополам. В итоге я оказался прав. Лучше платить и быть независимым, чем жить за чужой счет.

Пройдя стеклянные двери, мы подошли к информационной стойке больницы.

– Gai Mizrahi. – Девушка в справочной пробила на компьютере фамилию, всмотрелась в экран, слегка скривив губы, отрицательно качнула головой.

– Нет. Я не нахожу. Вы можете произнести по буквам имя и фамилию?

Она вновь постучала клавишами, то же выражение лица.

– Сожалею, но такого пациента нет в наших данных.

Мири посмотрела на меня.

– Позвоним Сарит? Сколько времени сейчас в Тель-Авиве?

– Плюс восемь часов. Утро.

– Звони.

Телефон Сарит ответил казенным голосом: «В данный момент абонент недоступен. Перезвоните, пожалуйста, позднее».

Где