Разговор не клеился. Отец ничего не просил – он сделал еще хуже… Пытался выспросить, что у неё на душе. Мямлил, что видит, что ей плохо. Галка вздёрнула нос и резко ответила. Колька сунул в руки дочери бумажку:

– Позвони. Хороший человек. Поможет.

Галка грубила:

– Себе чего не поможешь? Позволяешь на шее ездить!

Коленька покраснел:

– Да, я-то чего?! Я уже стар, а у тебя вся жизнь впереди.

Ответить Галке не дали – подкатила жена и увела ненаглядного, сорвавшегося с крепкой привязи, но телефон остался.

Подъехала баба Аля в надежде выведать, чего хотел сыночек. Потом подходил то один, то другой. Галка морщилась и терпела. Вид говорил о скорби и крайнем утомлении. Спас Жоржик, увезя к бабе Кате отдохнуть.

Баба Катя радушно приветствовала молодую женщину, но про «нет» не забыла, дав Галке понять, что насквозь её видит. Когда ушёл Жоржик, Галка зарыдала, не в силах противостоять напору пожилой женщины. Выливалось наружу всё – и ощущение собственной никчёмности, и плохая карма, и что с детства не везёт, и что «нет» не всем суждено говорить… Баба Катя слушала, не перебивая, лишь иногда меткие вопросы задавала, открывающие шлюза новым потокам горя.

Когда иссякли сетования Галины на неудачную жизнь, баба Катя сказала:

– Теперь слушай меня и не перебивай. Я тебе ещё в прошлый раз про «нет» говорила. И что?

Галка замялась, оправдываясь:

– Не всем «нет» возможно говорить научиться. За меня Серафима в институте говорила.

– Понравилось?

– Не очень, – честно сказала Галка.

– Если нравится быть жертвой и плакать о жизни, то, пожалуйста, никто не запрещает. А если выбраться хочешь, то путь есть. Только на нём пахать придётся.

– Это я могу, – закивала Галка.

– Можешь, но на других. А тут на себя придётся. Инструкцию дам. Получится воплотить, заплатишь, как совесть подскажет. Ежели нет, то не судьба. Мне не в первой. Не все люди готовы хорошим советам следовать. Им плохие подавай – там проще путь-дорога.

Галка уехала из городка через неделю – грела, лежащая в рюкзаке бумага от бабы Кати, исписанная мелким почерком. В поезде Галина обнаружила скомканный листок в кармане. «От отца», – вспомнила она. Развернула, собираясь выбросить. А там крупными буквами было написано: «Екатерина Павловна» и телефон с адресом, где Галка жила всю неделю.

Всё указывало в одном направлении, но пока не верилось. Неужели, всё это она сама создаёт, как уверяла баба Катя? «Несчастной тебя делают только твои мысли. Измени их», – баба Катя была уверена. В отличии от Галки.

Но и на это у бабы Кати было, что сказать:

«Сомнения набросятся тебя, как голодные шакалы. Ты не бегай от них, но и не корми. Делай потихоньку, что я тебе напишу. Раз за разом. Как дети ходить учатся. Упал – встал. Даже поплакать можно. Но всё равно встать потом и ещё шажок в нужном направлении сделать».

На карму и не сложившееся детство у бабы Кати был простой ответ: «Не отмазывайся. А то вечно можно пенять: то на правительство, то на родителей, то на детей, то на отсутствие жилплощади, то на погоду плохую. Это лишь от нежелания самой меняться. А я тебе сразу сказала: не хочешь – не надо».

А Галка хотела. Вроде? Нет, хотела она точно. Просто сомневалась в действенности методов какой-то бабы Кати из провинциального городка. Ведь если она такая умная, то почему живёт в захолустье?!

Но Галка была целеустремлённой и способной, и ответственной, и умеющей работать по пунктам, поэтому решила попробовать – через себя переступить. Ей не привыкать переступать, а вдруг поможет.

Первый пункт был прост. Ага, так Галка и поверила. Точнее верила, пока читала, но как делать начала, так сразу трудности испытала. «В течении месяца все свои мысли записывать», – вот, что было написано бабой Катей. «И всё?», – подумала Галка.

Подробности были написаны ниже мелким шрифтом: «Отслеживать все мысли и записывать подробно. В конце дня подводить итог, сколько плохих мыслей было, где ты винила других или себя, думала о других или себе плохо, на жизнь пеняла. Делать месяц без пропусков».

«Разве возможно это всё записывать?!», – думала Галка после первого дня практики. Галина исписала восемь листов формата А4! Усердия ей было не занимать. К скучной и нудной работе она привыкла. Оказалось, что виноваты все кругом, а особенно она: ведь уродилась не такой, как надо. Виноватой часто оказывалась мать, несмотря на то, что за все грехи Зинка с лихвой расплатилась и уже в гробу лежала.

А уж сколько девушка плохого о других думала! От этого Галке поплохело, и она больничный взяла. Впервые на этой работе.

Неожиданным оказался приезд папы. Пока Галка отлёживалась дома с температурой, размазывая сопли и нюни, но даже в полубреду записывая, что думала, Николай Олегович Бураков пожаловал к дочери. Его прислала баба Катя с единственным указанием: «Помогать во всём».

Галка не знала, что ей нужно помогать и выгнала бы ненужного родственника, да сил не было. А он за лекарствами сходил и чаю с малиновым вареньем навёл. Это было столь необычным, сколь и приятным. И у Галки в записях появились первые хорошие мысли! Это обрадовало Галку, и она поселила отца во вторую комнату, решив разобраться, когда поправится.

Организм справился с гриппом, и Галка осмыслила весь удивительный уход отца от бабы Али и жены.

– Дык, я же к бабе Кате пошёл, как ты уехала. А она сказала, что мне поможет только полный разрыв с маменькой и вот тебе помогать поручила.

Галка выставила отцу условия проживания на её жилплощади:

– Не пить, не учить, на шее не сидеть.

Это Коленьке показалось полной свободой после многочисленных требований жены и маменьки.

Галка записывала мысли дотошно, будто подбивала бухгалтерию. Подходил к концу двадцать первый день.

Что преобладало в Галкиной голове?

– «Надо больше работать, а то вечно ленюсь и мало вкладываюсь». На этом пункте Галка любила себя корить, что получила мало, потому что мало сделала. То, что она смогла, пусть и в ипотеку, купить в двадцать три года квартиру в Москве, проходило мимо и обесценивалось.

– «Нужно больше денег, чтобы…» Тут перечень был большой – в Москве, куда тратить деньги проблем не стояло.

– «Почему я одна и мне никто не помогает». Эта мысль наталкивалась на реальность и с ней спорила, так как рядом был папа, который часто раздражал, не оставляя возможности впасть в привычное состояние никому ненужности. Галка даже плохо думала о бабе Кате и честно записывала, что это очень коварно было с её стороны послать к ней отца, на шею. Но Николай и эти мысли не подтверждал, устроившись на второй день после приезда на завод и даже купив с аванса дочери фрукты, торт и пирожные, а ещё красный шарфик. Простецкий, конечно, и не модный, но сам факт. Галка не стала говорить отцу, что думала, но мысли об обновке ответственно записала.