«Мировое древо моделирует тройную вертикальную структурумира – три царства: небо, землю и преисподнюю. Широкие раскинувшиеся ветвиуказывают на север, запад, юг, восток. Увидеть древо во сне: зеленое, цветущее– к счастью, сухое – к болезни или смерти…» – собравшись с мыслями, продолжиладиктовать малютка Гроттер.

Снаружи сквозь плотно задернутые шторы долетел восторженныйрев болельщиков. Таня с ее немалым драконбольным опытом догадалась, что толькочто арбитры выпустили мячи.

«Не понимаю, чему тут радоваться? Подумаешь, какаягениальная находка: мячики, живые ворота, игроки на пылесосах! Фи! Забил мячик– получи несколько очков. Не успел удрать – торчи в желудке у дракона, пока отебе не вспомнят (если вообще вспомнят). И как я могла убивать на это своевремя?» – внушала она себе, боясь сознаться, что больше всего ей хочется сейчасоказаться на поле или хотя бы на трибунах.

Тане почти удалось уговорить себя, что драконбол – этоерунда и не стоит того, чтобы из-за него переживать, но тут под кроватью что-тозастучало. Наклонившись, она увидела, что футляр из драконьей кожиподпрыгивает, и поняла, что это контрабас дрожит от нетерпения. И сновався ее убежденность развеялась точно дым. Захотелось распахнуть окно и, вскочивна контрабас, помчаться туда, где шла игра.

Поспешно пролистав «Справочник Белого Мага», Таня обнаружилазаклинание для усмирения взбудораженных музыкальных инструментов. Звучало онокак «Настройщикус криворукус». Стоило Тане произнести его, как контрабасуспокоился и Таня смогла вернуться к порядком прискучившему ей мировому древу.

«Охраняет мировое древо Симорг. Материальная форма Симорга –хищная птица с лицом человека. В древности Симоргу поклонялись, как стражуодного дерева, рождающего семена всей растительности», – записало перо.

Таня выронила «Справочник Белого Мага». Она вдруг поняла,что только что продиктовала. Страж с телом хищной птицы и человеческим лицом!

За спиной у Тани кто-то расхохотался. Хохот был точно звукразбитого стекла. Девочка обернулась. Горбун с Пупырчатым Носом снова маячил взеркале, щуря слезящиеся красные глазки, из которых бил пронзительныйпотусторонний свет. Безумный Стекольщик!

Продолжая трястись от смеха, Горбун поманил Таню к зеркалу.Девочка невольно подчинилась. Тем временем Горбун с Пупырчатым Носом повернулсяи, с необычайной ловкостью перебирая тонкими руками, перебрался в правыйверхний угол зеркала, где стекло было мутным и точно запотевшим изнутри.

Не понимая, чего хочет от нее Стекольщик, Таня осторожноприблизилась. Зеркало зарябило, дробя комнату и ее собственную фигуру. Горбун,словно уродливый паук, подтягивал к себе паутину с отражениями отдельныхпредметов, сминал их и, точно обертку, небрежно заталкивал за мутный крайстекла. Наконец стекло было очищено от всего лишнего. Теперь оно быломертвенным и неподвижным, будто гладь пруда ночью.

Убедившись, что стекло ничего больше не отражает, Горбундовольно осклабился и махнул тонкой рукой. В тот же миг на поверхностизеркального озера возникли фигуры. Похоже было, что они двигаются по берегу, ипроисходит это не здесь, в Тибидохсе, а где-то далеко.

Первая фигура была на вороном, без единого белого пятнышка,коне. Конь всхрапывал, бил копытом и, казалось, сам боялся своего седока. Трилица всадника были под золотой вуалью, пылавшей так ослепительно, что Танебольно и жутко было смотреть на нее. Она вдруг остро осознала, что, если вуальупадет, ничто не спасет ее от смерти. Она будет сожжена огнем куда болееяростным, чем драконье пламя.

За всадником, несущим смерть, на огненной колеснице ехалдругой – светлоликий, с серебряной головой и золотыми усами. Правой рукой онуправлял белыми конями своей колесницы. В левой держал топор. Кроме топора, унего был еще метательный молот.

За огненной колесницей на некотором отдалении двигалсятретий, безоружный, – невысокий, плечистый, почти до звероподобия заросшийбородой, начинавшейся от глаз. В отличие от двух первых третий был пеш. Шаг егобыл размерен и нетороплив. Казалось, он должен был безнадежно отстать от первыхдвух, но, напротив, это они оглядывались, словно смутно опасались, что он можетопередить их. Рядом с третьим, изредка касаясь хозяина вздымавшимся от дыханиябоком, двигался белый вол в пшеничном ярме.

Таня смотрела, потрясенная.

Внезапно что-то мелькнуло в стекле, замутив уже отраженныефигуры. Над зеркальным озером, перечеркнув его своей тенью, повисла темнаяптица с распростертыми крыльями. В первый миг Тане почудилось, что это МертвыйГриф, но у Мертвого Грифа не было и не могло быть человеческого лица и такогопронзительного взгляда, словно видящего все наперед…

Сложив крылья, птица упала вниз. Человеческое лицо птицыоказалось против Таниного лица.

– Найди и верни то, что украдено у нас! Или гибель всем,правым и виноватым! Мы уже идем – и горе, если наш путь закончится скорее, чеммы получим то, что принадлежит нам по праву! Это говорю я, Симорг! –услышала она не то птичий, не то человечий крик.

В следующий миг Горбун с Пупырчатым Носом уже ползал постеклу, стирая отражения. Быстро, точно паук, цепляясь за трещины стекла, онспустился вниз, почти под срез зеркала, и, выглянув из-за него, сноварасхохотался. Его стеклянный смех брызнул осколками стакана, и все исчезло.

Очнувшись, Таня поняла, что стоит у шкафа и разглядывает взеркале свое отражение.

* * *

Не успела Таня вернуться к докладу, как в склеповском шкафуожил зудильник.

– Мамочка моя бабуся! Это я – всеми любимый Баб-Ягун… Матчдлится уже почти четверть часа, а я помалкиваю себе в тряпочку! Думали,отделались от моей болтовни, наивные! Просто я плохо закрепил рупор, но сейчасджинны наконец обнаружили его в песке. Одного даже шарахнуло – бедняга неподозревал, что на рупоре стоит блокировка от нехороших слов! А что еще такмучительно хочется шепнуть в рупор, если ты ангарный джинн, ночующий в пустойводочной бутылке? Но вернемся к нашим музам… Да-да, наш сегодняшний матч именнос ними – с музами из сборной Греции! Они никогда не были в первой пятерке, новсегда играли стабильно, так что расслабляться не приходится. К тому же прошузаметить, что муз всего девять. Команда упорно играет в усеченном составе.Говорят, в прошлом году профессор Флянг из карьерных соображений пыталсязамаскироваться под десятую музу – музу доноса – и влиться в женский коллектив,но его выдали ослиные уши. К тому же он зачем-то подвязал себе крылышки…

В зудильнике что-то захрипело, послышалось шипение и тотособый, ни на что не похожий звук, который бывает, когда дракон выдыхает пламя.Кто-то из зрителей громко вскрикнул. Некоторое время Баб-Ягун молчал: слышнобыло лишь, как ревет двигатель его пылесоса, а сам играющий комментатор сломяголову мчится куда-то.