– Нима! Огавакул то сан ивабзи он, еинешукси ов сан идевв ени… [16]

О боже!.. Цецилия была так вышколена годами притворства, чтодаже сейчас, как ни была взволнована, помянула имя господа, а не рогатого, хотялишь ему поклонялась в сердце своем. О боже, так, значит, Цецилия находится вруках Аретино еще больше, чем ей казалось? И хотя она никогда не насылалапроклятия, не чертила квадрат Марса, не заклинала Перевернутую пентаграмму, неприбегала к насыланию Восьми, вызыванию ненастной погоды и, уж конечно,Великого колдовства, хотя она владела и пользовалась только любовной магией насамом низком уровне, за которой таились темнота дикого леса, топанье и фырканьебога зверей, торчащий пенис и голодная вульва, – она знала: никто не станетвникать в такие мелочи. Ведьма – она ведьма и есть. Развратницу-аббатису ждетпозор, аббатису-ведьму – костер!

Цецилия слабо взмахнула ладонью у лица, словно отгоняя жарпламени. Да, Аретино вовремя напомнил о себе. Он хочет Дарию – он ее получит.Лучше это, чем огонь костра!

– Ваше преосвященство, что с вами?

Дрожащий голос привел ее в чувство. Цецилия устремиланевидящий взор на лицо Дарии и растянула губы в улыбке.

– Так ты говоришь, убить себя?.. – промолвила она задумчиво.– Ну что ж, если ты не можешь жить оскверненной, пожалуй, и впрямь лучшеумереть.

– Д-да? – с запинкой выговорила Дария. – Но это же… как же…грех?

Ага, полдела уже сделано! Она уже не мечтает о смерти таксамозабвенно! Похоже, Цецилии достался весьма податливый материал.

– Грех можно замолить, – усмехнулась она. – Конечно, еслиостанешься жива.

– Но ведь ночью… – нерешительно шепнула Дария, с ужасомоглядываясь на свой вздыбленный топчан.

– Ночью что? – жестко переспросила Цецилия, которой уже досмерти надоела навязанная ей Аретино роль покорной сводни. – Представь, чтотебе все это лишь приснилось, тебя мучил кошмар.

– Кошмар? – ахнула Дария. – Конечно, что может бытькошмарнее вот этого?! – Метнувшись к постели, она подняла простыню, на которойрасплылись пятна девственной крови, обильно разбавленной мужским семенем. – Моюневинность взял дьявол! Как можно замолить это?!

– Да забудь ты об этом! – не сдержавшись, рявкнула Цецилия.– Забудь! Eсли бы тебя изнасиловал смертный развратник, ты что, тоже в петлю быполезла? Ничего подобного. Стерла бы коленки в молельне, вот и все!

Она не договорила, с интересом наблюдая, как Дариязажмурилась, видимо, изо всех сил стараясь это представить, но тут слезы сновабрызнули из-под ресниц, и она открыла детски-беспомощные глаза, прорыдав:

– Не могу! Не могу такого представить! Ведь вы сказали, чтос мужчиной я бы получила удовольствие, мне было бы хоть что вспомнить хорошее,а тут… – И она с отвращением передернула плечами.

Цецилия непременно рассмеялась бы – если бы могла. Но онатолько головой покачала, вспомнив историю про монахиню, которую изнасиловалитрое разбойников, и та, одернув свое рубище, перекрестилась: «Благодарю тебя,боже! Без греха и досыта!» Вот уж правда, что неисповедимы пути твои, господи.

– Ну, если дело только в этом… – протянула она задумчиво,словно с трудом искала ответа, в то время как уже ясно видела, что делать, чтоговорить, и нужные слова неслись наперегонки. – Надо сделать так, чтобы тебявзял смертный мужчина. Тогда будет считаться, что он разрушил твоюдевственность, а инкуб и впрямь являлся во сне.

– Будет считаться? – недоверчиво переспросила Дария. – Акем?

– Да нами с тобой, – пожала плечами Цецилия. – Особенно еслиты испытаешь удовольствие.

Дария нахмурилась, обдумывая сказанное своей мудройнаставницей.

– И что, для этого годится любой мужчина? – спросила онаосторожно.

– Ну уж нет! – оскорбленно фыркнула Цецилия. – Большинствоиз них думает только о том, как свой блуд почесать, а о женщине не заботится.Это должен быть особенный мужчина, знающий толк в любви.

– В любви?! – потрясенно воскликнула Дария. – Как, разве и это– любовь?!

«Только это и есть любовь!» – едва не воскликнула Цецилия,но боялась, что разрыдается, если молвит хоть слово, а потому просто кивнула.

– А где найти такого мужчину? – деловито спросила Дария, иЦецилия мрачно усмехнулась:

– Предположим, я смогу тебе помочь. У меня есть одинзнакомый. Он настоящий патриций, из тех, кто вписан в libro d`oro, Золотуюкнигу, человек почтенный…

– Почтенный? – перебила Дария с едва уловимой ноткойразочарования в голосе. – Но… разве для сего непременно нужны почтенные лета изнатное происхождение?

– Тебе что, баркайоло [17] сюда привести? – сухоосведомилась Цецилия. – Человеку, о котором идет речь, слегка за сорок. Самыйраз!

Ей очень хотелось добавить, что за свое патрицианствоАретино заплатил двести или триста дукатов, так что о его знатном происхожденииможно говорить только со скрытой усмешкой. Другое дело, что сын сапожника изАреццо живет так, как не каждый principe [18] может себе позволить! А что доего почтенности, то у Аретино «шест» покрепче и подлиннее, чем у любогобаркайоло! Но она не стала вдаваться в столь волнующие подробности, а толькоуточнила:

– Так ты согласна?

– Что же мне делать? – воздела руки молодая монашка. – Этотгрех можно хотя бы замолить! Страшно только, что я совершаю сие по доброй воле,сознательно нарушая обеты, которые принесла господу!

– Ну, моя милая, – пожала плечами Цецилия. – Господу нашему,Иисусу сладчайшему, столько приносят обетов, что он и счет им потерял,наверное. Где ему разглядеть, какой нарушен, а какой нет!

Дария подумала-подумала – и кивнула. А ведь и в самом деле!У бога столько дел, столько людей требуют его присмотра! Может быть, ейповезет, и господь в нужную минутку как раз обратит свой взор на какую-нибудьдругую грешницу?..