— Мне кажется, именно она во всем виновата! — поделиласьВероника с теткой.

Впрочем, развернуть свою мысль ей не удалось: в дверь начализвонить требовательно и длинно.

— Может быть, это милиция? — с надеждой спросилаЗоя.

Однако это был Дима Дьяков в паре с новым телохранителем.

— Знакомьтесь! — радостно возвестил он, отходя всторону, чтобы его находку было хорошо видно. — Осип Рыськин, лучшийбодигард из всех, каких я знаю.

— Боди кто? — изумленно переспросила Зоя.

— Гард, — услужливо подсказал Рыськин и наклонилголову, словно он был на балу и собирался пригласить даму на танец.

— Это телохранитель, Зоя! — прошипела Вероника иулыбнулась Рыськину. — По-английски так произносится.

— Ося! — представился тот. — Запомните моелицо, девочки, чтобы ни с кем не спутать.

Лицо его запоминалось без труда. Оно оказалось большим,желтым и больным. Под глазами висели дряблые мешки, а сами глаза были цветатухлой трески, забытой на рыночном прилавке. Пара жидких слипшихся прядей виселанад переносицей, претендуя на то, чтобы называться челкой. Вероятно, с мытойголовой Рыськин мог считаться блондином, но сейчас его масть определить быловесьма затруднительно. Только большой рот казался веселым и активным. Онпостоянно двигался — то обнажал зубы, то раздвигался в стороны, то складывалсярозочкой, делая Осино покойницкое лицо хоть сколько-нибудь живым.

— Осип будет постоянно находиться возле подъезда вмашине, — сообщил Дима Дьяков и вытащил из портфеля два сотовых. Одинподал Веронике, другой — ее телохранителю. — Вот, здесь записаны номера.Можете перезваниваться по мере надобности. Когда вам, Вероника, нужно будеткуда-то выйти, вы предварительно звоните Осипу, и он встречает вас у дверей.

— Хорошо, — кивнула Вероника. — Осип, не уходите.Я чувствую, что скоро захочу выйти.

— И правильно! — неожиданно обрадовался ДимаДьяков. — Нечего сидеть взаперти из-за какого-то придурка! Если показыватьвсякой мрази, что ты ее боишься, она совсем распоясается.

— Это вы так считаете, потому что вас шнуром недушили! — мрачно заметила Зоя, и Дима мгновенно затух.

— Боссу, как назло, нужно на некоторое время уехать изМосквы, — пробормотал он, пятясь к двери. — Он так переживает!Придется поить его транквилизаторами, чтобы он хоть немного поспал в самолете.

— Пусть летит спокойно, — покровительственнозаявил Рыськин. — За его невестой я уж пригляжу. Кстати, где у вас туалет?

Он скрылся в указанном направлении, а Вероника шепотомспросила у Дьякова:

— А как же он будет спать, пить и есть без сменщика?

— На ночь его будет подменять наш человек! —заверил ее Дима, спиной перешагивая через порожек. — Но ночью вряд ли ктона вас покусится. А днем Ося будет во всеоружии. Ося — ас своего дела, вы вэтом сами убедитесь.

Ас просидел в уборной две четверти часа и, когда вышел,показался Зое с Вероникой еще более желтым, чем прежде.

— Куда поедем? — спросил он, потирая руки.

— Сначала завезем мою тетю домой, а потом — вСокольники.

— Гулять? Наводить панику на врага своим бравым видом?

— Мне нужно в тамошнюю гостиницу, — пояснилаВероника. — Встретиться с одним человеком.

Однако, как вскоре выяснилось, «одного человека» в гостиницене оказалось.

— Киру Николаевну только что увезли, — со страннойтрусливой интонацией пояснил плоский тип, который дежурил за конторкой.

Сказалось впечатление, что всего одно касание — и онсложится пополам, словно длинная тонкая бумажка. Каждое свое слово типподтверждал кивком головы, которая даже на взгляд казалась тяжелой и клонилаего вниз.

— Что значит — увезли? — всполошилась Вероника. —Кто увез?

— Человек, — пожал тот плечами. И после некоторогораздумья добавил:

— Мужчина. Некрасивый такой… Лысый, как кулак.

Вероника подпрыгнула на месте и даже раскинула руки, словнособиралась хватать лысого.

— Если они не сразу сели в машину, вы их ещедогоните! — ободрил тип, выстукивая на своей конторке барабанную дробьвсеми десятью пальцами. — Идите туда, направо!

Вероника бросилась к выходу, но Рыськин оказался проворнее.Он оттер ее плечом и первым выкатился на улицу.

— Стой, Вероника! — закричал он, загораживая отнее солнечный свет широкими плечами. — Сначала я, после ты.

Вероника отпихнула его и помчалась по тротуару страннымизигзагами, словно муха, по которой хлопнули полотенцем.

— Давай в машину! — на бегу крикнула она Рыськину,потому что уже увидела Киру Коровкину.

Тип в гостинице не соврал: Кира собиралась нырнуть в «Ниву»,за рулем которой сидел лысый. Вероника заметила отвратительный розовый затылоки страшно возбудилась.

— Кира! — завопила она во всю мощь своихлегких. — Остановитесь! Не садитесь к нему, он завезет вас в лес и убьет!

Кира не слышала. Она захлопнула дверцу, и автомобиль рванулс места, словно пришпоренная кобылка. В этот миг Рыськин подрулил к тротуару икрикнул в открытое окошко — Залезай скорее, крючок тебе в жабры! Вероникапрыгнула в «Жигули» и ловко защелкнула ремень безопасности:

— Осенька, ты понял, за кем гнаться? — азартнокрикнула она.

— Осенька уже гонится! — буркнул тот, ловкоманеврируя в мощном потоке транспортных средств. Он вился ужом по шоссе, ирасстояние между ним и «Нивой» неуклонно сокращалось.

Однако проклятая машина внезапно свернула в какой-топереулок и исчезла из виду. Рыськин проскочил поворот, поэтому пришлось сделатьприличный крюк, чтобы вернуться на прежнее место. «Нива» обнаружилась во дворебольшого старого дома возле подвальчика с деревянной лошадью над входом инадписью «Троянский конек».

— Может, еще не поздно? — воскликнула Вероника,выпутываясь из ремня. — Может, лысый собирается ее накормить-напоить итолько потом прикончить? Не станет же он на глазах у почтенной публики душитьее шнуром?

— Почему обязательно шнуром? — вмешалсяРыськин. — Даму можно «сделать» иначе. Например, пригласить на обед иотравить.

Вероника глянула на него дикими глазами, потом схватиласьдвумя руками за ручку и вытолкнула дверцу наружу.

— Погоди! Я первый! — завопил Рыськин. —Тормози, пистон тебе в седло!

Но Вероника его не слышала. Резвой козой она доскакала доподвальчика и в мгновение ока пересчитала каблуками ступеньки. Рыськин бросилсябыло за ней, но на полдороге внезапно остановился и схватился за живот.Некоторое время пыхтел, потом в полусогнутом состоянии проследовал к двери«Троянского конька» и сдавленным голосом спросил у «мальчика» на входе: