class="p1">– Отлично, тогда с этого и начнем, – Джек подъезжает ближе к мольберту, чтобы посмотреть на оба изображения. – Дайте-ка еще раз взглянуть на вышивку, – он протягивает руку, и я отдаю ему лоскут.

– Масштаб практически тот же, – он держит вышивку рядом с полотном. – Смотрите, когда я поднимаю ее высоко, кажется, что она – фрагмент картины.

– Точно, – говорю я, стоя позади него. – Если держать ее поверх картины, то получается как бы трехмерное изображение, и маяк выглядит как настоящий. Возможно, мы открыли новый жанр в изобразительном искусстве!

Я шучу, но Джек не смеется. Не отрывая взгляда, он смотрит на лоскуток.

– Что такое? В чем дело? – спрашиваю я, но Джек не отвечает.

– Джек, да вы побледнели, – я внимательно смотрю на него. – Что с вами?

– Ээ… – Джек кладет вышивку на колени и трет глаза. – Я не совсем уверен. Сами взгляните, а то вдруг мне мерещится?

– Что вы имеете в виду? – Я беру у него лоскуток, а он откатывается назад, уступая мне место перед мольбертом. Снова розыгрыш?

– Держите вышивку перед холстом в том самом месте, где изображения совпадают, – командует он.

– Окей, – неуверенно говорю я, плохо понимая, что именно я должна увидеть.

– Теперь внимательно вглядывайтесь и скажите, что вы видите.

Я делаю, как было сказано: сначала совмещаю изображения, затем внимательно смотрю на них.

– Не вижу ничего особенного, – говорю я.

– Присядьте, чтобы изображение было на уровне глаз, как у меня.

– Окей… – снова говорю я, слегка наклоняясь, чтобы взгляд оказался на одном уровне с маячком гавани, вышитым на лоскутке.

– Теперь видите? – спрашивает Джек. – Кейт? – снова переспрашивает он, не дождавшись моего ответа. – Вы это увидели?

– Если вы имеете в виду движущееся изображение, то да, – тихо говорю я.

– То-то и оно, – так же тихо говорит Джек. – Поэтому я протирал глаза. Каким образом мы оба видим движущееся изображение на статичной картине?

– Не знаю, но хочу посмотреть, что будет дальше, а вы?

Я пододвигаюсь, чтобы дать место Джеку, мы оба пристально вглядываемся в картинки и, отбросив все рациональные соображения, начинаем увлеченно следить за происходящим.

Сент-Феликс ~ май 1957

– Мамочка, чуть ближе, ну пожалуйста! – просит девочка в простой, но удобной инвалидной коляске.

– Ладно, но немного, – уступает мать, слегка подталкивая коляску к краю дамбы.

– Можно я похожу? – спрашивает девочка. – Совсем капельку?

– Нет, Мэгги, ты еще недостаточно окрепла. Не забывай, что сказал доктор Дженкинс – тебе нужно отдыхать и восстанавливать силы.

– До чёртиков надоело их восстанавливать, – раздраженно говорит девочка. – Скука смертная.

– Знаю, милая, но твое состояние важнее, иначе ты можешь так до конца и не выздороветь.

– И почему именно я подхватила этот дурацкий полиомиелит? – вздыхает Мэгги. – Ни одна из моих подруг не заболела. Почему я?

– Да, в этом смысле тебе действительно не повезло, – вздыхает мать, – зато повезло в другом, если посмотреть, как страдают остальные больные дети. Ты, по крайней мере, сможешь нормально двигаться и разговаривать. Я читала в газете страшные истории о парализованных ребятах, которые дышат только с помощью ужасных аппаратов искусственного дыхания. Ты, по крайней мере, обошлась без них, когда лежала в больнице.

– Они были в другой палате, – грустно замечает Мэгги. – Жуть какие страшные.

– Как бы там ни было, – бодро говорит мать, – давай не думать о прошлом. Здесь, в Сент-Феликсе, перед нами открывается новая замечательная жизнь. Если ты будешь как следует дышать целебным морским воздухом, ты восстановишься в мгновение ока.

Мэгги, судя по всему, не разделяет ее оптимизма.

– Простите, – к ним подходит мужчина. По сравнению с элегантной женщиной, одетой в бледно-розовый кардиган, юбку из твида и кремовую блузку с ниткой жемчуга, мужчина выглядит буднично. На нем полосатая свободная рубашка, мешковатые брюки, небрежно повязанный на шее красный шарф, а на ногах – коричневые кожаные сандалии. – Надеюсь, вы не будете возражать, что я сделал ваш набросок, когда вы только что находились у края гавани – вот взгляните, как вам?

Женщина бросает настороженный взгляд на мужчину, а Мэгги выпаливает с энтузиазмом:

– Да-да, пожалуйста!

Мужчина улыбается ей и подает листок из альбома.

– Гляди, мама, это мы! – восклицает Мэгги.

Женщина смотрит поверх ее плеча на рисунок.

– Точно. – Она поворачивается к мужчине. – Если вы надеетесь, что я у вас это куплю, то напрасно, – твердо произносит она.

– И в мыслях не было, – улыбается ей мужчина. – Это подарок. Я слышал ваш разговор с дочерью – страшная болезнь, – добавляет он тихо, так, чтобы Мэгги, которая по-прежнему увлеченно рассматривает набросок, не услышала. – Кое-кто из моих друзей тоже заболел. Будем надеяться, что теперь, с появлением вакцины, эпидемия быстро пойдет на спад.

– Я тоже на это надеюсь, – соглашается женщина. – Очень любезно с вашей стороны подарить нам рисунок. Большое спасибо.

– Пожалуйста, – говорит мужчина. – Вы недавно в Сент-Феликсе?

– Относительно недавно, несколько недель.

– Артур, – говорит мужчина, протягивая руку, – хотя друзья зовут меня Арти.

– Клара, – женщина пожимает руку. – Приятно познакомиться, Артур.

– Так официально, – ухмыляется Арти. – В Сент-Феликсе это быстро пройдет.

– Надеюсь, нет, – Кларе неловко. – Ну, еще раз спасибо за рисунок. Моей дочке он, судя по всему, очень понравился.

– Пока, Мэгги! – машет ей Арти, в то время как Клара начинает толкать коляску.

– Пока, Арти! – кричит в ответ Мэгги, а Клара не говорит ни слова – опустив голову, она быстро везет коляску по брусчатке.

– Ну, – говорит Джек, когда изображение начинает расплываться и постепенно исчезает. – Это было… неожиданно.

– Можно и так сказать, – отзываюсь я, по-прежнему не отрывая взгляда от пейзажа. Все стало как прежде: на мольберте просто-напросто нарисованная маслом картина и вышитый лоскут фетра. – Нам это не померещилось?

– Каким образом? Мы оба видели одно и то же, разве нет? Женщину и ребенка в инвалидной коляске – они разговаривали с мужчиной, который нарисовал для них картинку.

– Клара, Мэгги и Артур, – тихо, точно поясняя для себя, говорю я.

– Арти, – с улыбкой добавляет Джек. – Он предпочитает, чтобы его называли Арти.

– Верно… – Я смотрю на Джека: загадочное выражение его лица отражает мои собственные потаенные мысли. – Когда, по-вашему, это было? – спрашиваю я. – Они одеты старомодно – возможно, это 1950-е?

– Я тоже так думаю, – соглашается Джек. – И полиомиелит тоже, кажется, бушевал в 1950-е. А в США тогда была настоящая эпидемия, точно?

– По-моему, вы правы, – киваю я, – она была примерно в то время.

– Жаль девчушку на коляске. И в мои годы в этом радости мало, но я, по крайней мере, могу передвигаться самостоятельно, а она целиком и полностью зависит от матери.

– Надеюсь, это не затянулось надолго. Из их разговора можно понять, что девочка на пути к выздоровлению. В то время отправляли на море для реабилитации, так ведь? Считалось, что морской воздух целебен.

– Он и сегодня такой, – говорит Джек. – Мне определенно лучше, с тех пор как я здесь… но мы слегка отклонились от темы. Давайте вернемся к этим… изображениям, – говорит он, используя это слово за неимением более точного для описания того, что мы видели.

– Вот почему мы увидели именно эту сцену из того времени? – спрашиваю я. – Очевидно, что она как-то связана с этими вещами. – Я снова смотрю на них. – Но как?

Мы с Джеком упираемся взглядами в мольберт. Затем оба как по команде поворачиваемся лицом друг к другу и говорим:

– Картина со скалой! Вышивка с волнами!

Я поспешно снимаю с мольберта картину с гаванью