– Этьен, сейчас начинается самое тяжелое время. И боли будут нешуточные. Но вы должны их преодолеть, – честно предупредила его Женевьева в один из дней.

– Я справлюсь, Константин, – заверил его Этьен и не ошибся.

Невзирая на боль, о которой предупреждал врач, моменты тренировок стали для француза величайшим счастьем, а все потому, что Костя помогал ему, и если одной рукой Этьен опирался на трость, то второй – на своего спасителя. По вечерам, лежа в постели, он вспоминал прогулки и все чаще ловил себя на недостойных джентльмена и офицера мыслях. Точнее, его влекло к Косте, как если бы тот был девушкой, и это приводило его в замешательство. Разумеется, среди друзей Этьена были и такие, кто предпочитал общество мужчин дамам, и Этьен их никогда не осуждал, но себя к числу подобных не причислял. Поэтому ситуация приводила его в неловкое положение, из которого он не знал, как выбраться.

День, когда Этьен сумел сам пройти, без поддержки Кости почти десять метров, было решено отпраздновать, ведь наступил он раньше, чем можно было ожидать даже при самых смелых прогнозах. Андрей Ионович тоже был впечатлен силой воли француза и тем, как Костя самоотверженно помогает ему.

– Молодые люди, я горжусь вами, и той работой, которую вы проделали, – торжественно заявил он, поднимая стопку коньяка, который Василий опять достал путем каких-то своих ухищрений.

На этот раз Этьен был приглашен к ним на ужин, и приобщался к русской походной кухне.

– С вашей помощью Андрей Ионыч, никак иначе, – ответил он.

Уже давно для Михайловского этот молодой мужчина перестал быть французом – офицером вражеской армии, и в первую очередь отношение его изменилось благодаря Женевьеве.

– Я бесконечно благодарен вам обоим, – искренне сказал Этьен. – Я на ногах вашими заботами и молитвами.

Правда к алкоголю, и к тем дозам, которые пили русские медики, Этьен оказался непривычен, как и к тому, что коньяк русские пьют стопками, а не греют бокал в руках. И закусывают лимоном! Но Ева честно учила его, смеясь над тем, как у француза лезут глаза на лоб.

И все же Этьена срубило значительно раньше двоих более опытных врачей, поэтому он немного подремал на кушетке, прежде чем Ева повела его обратно в лазарет.

– Константин, вы – мой ангел хранитель, – доверительно сообщил ей Этьен заплетающимся языком, погладив по щеке.

Ева крепко держала его, помогала идти, придерживая за талию, и только рассмеялась, услышав это.

– Этьен, скажете тоже. Что уж ангел-то? – она прижала его покрепче, чтобы не выскальзывал.

– Вы меня постоянно спасаете и помогаете в трудных ситуациях, – ответил Этьен, стараясь не слишком виснуть на Женевьеве. – И лицо у вас ангельское, – мечтательно добавил он.

– Вот уж насчет лица я с вами не согласен, – засмеялась она. – Ангелы белокурые, голубоглазые, нежные и вообще светлые существа. А я совсем не такой. – Она остановилась, чтобы перевести дух.

– Вы самое светлое существо, каких мне доводилось видеть, – пользуясь тем, что они остановились, Этьен встал напротив Евы и снова погладил ее по щеке, глядя в глаза. – И глаза у вас очень красивые, – прошептал он в паре сантиметров от губ врача, поражаясь гладкости и нежности кожи щек.

От этого прикосновения у Женевьевы побежали мурашки. Она была пьяна, но ей было далеко до состояния француза, а сейчас так и вовсе трезвела, забеспокоившись из-за происходящего. Сердце забилось быстрее, да и глаза Этьена оказались так близко, а его голос ласкал чисто бархат.

– Этьен, вы пьяны, – мягко заметила она ему и придержала за плечи, чтобы тот не упал.

– Я опьянен вами, Костя, – ответил он, впервые назвав врача таким именем.

Учитывая французский акцент, получилось у него необычно – с придыханием и ударением на последнюю букву. Этьен еще мгновение вглядывался в его глаза, а потом качнулся в перед и прижался к мягким губам, поддавшись страсти, безумию, которое терзало его разум неделями напролет.

Дыхание у молодой княжны перехватило, она ощутила, как сердце прыгнуло в горло, а в голове зашумело. В ней боролись два желания – отвесить приличествующую моменту пощечину, и позволить и дальше себя целовать. Никто в жизни еще не целовал ее, и она не думала, что это так. На миг все ужасы войны оказались на заднем плане, она позволила себе забыть обо всем еще на секунду, а потом поняла, что Этьен целует ее, думая, что она мужчина. И это отрезвило ее, словно ушат холодной воды на голову.

– Этьен, нет, прекратите, прошу вас, – она отстранила его от себя и покачала головой. – Вам нужно лечь спать. Утром вы протрезвеете.

– Я не хочу трезветь, – он беззаботно пожал плечами и, перекинув руку через плечи Женевьевы, позволил отвести себя в лазарет. На душе у него было легко и приятно.

– Посидите со мной, Костя? – попросил он, снимая мундир без знаков отличия.

Отказать ему Ева не смогла, поэтому кивнула и села рядом с его постелью, все еще пылая щеками от смущения, и надеясь, что по ее лицу нельзя догадаться обо всех ее мыслях.

– Ложитесь, Этьен, вам нужно отдыхать как можно больше, – сказала она ему, откинув одеяло и расстегнув свой мундир – ей было жарко после выпитого, а может и после поцелуя.

– Жаль, что я ничего не смыслю в медицине, я бы хотел помогать вам, быть рядом как можно больше, – признался Этьен, ложась на свою койку и поворачиваясь лицом к Еве. – С вами так хорошо.

– Для того чтобы помогать, вам нужны лишь базовые знания. Все остальное приходит с опытом, – ответила ему девушка, укрыв его. – Я горжусь вами и вашими успехами в реабилитации.

– Ничего бы не было, если бы не вы, – ответил Этьен и, воспользовавшись возможностью, прижался к ее руке щекой. Но он и правда был слишком пьян и утомлен, поэтому буквально через пару минут уже спал.

Женевьева испытывала смутные чувства. Она уже поняла, что Этьен принадлежит к особому складу людей и не осуждала его, ведь это природа и ничего больше. А такие заявления и действия с его стороны были одновременно пугающими и волнительными. Посидев еще немного, Ева пошла к себе, и легла в постель. Но поцелуй все еще не шел у нее из головы. Кто бы мог подумать, что первый поцелуй она получит на войне, от вражеского офицера, к тому же, который предпочитает мужчин.

Утро для Этьена было трудным – его мучило похмелье из-за вчерашнего, а еще он совершенно не помнил, как добрался до своей койки, и, догадываясь, что отвел его Константин, желал поскорее извиниться за свое, недостойное офицера, поведение.

Пока же ему очень нужно было привести себя в порядок, и он, тяжело опираясь на трость, вышел из лазарета, накинув мундир поверх рубахи, чтобы умыться в бочке.

Ева предполагала, что французу будет нелегко и пришла к нему с фирменным средством от похмелья от Василия. Стопкой водки и кружкой кваса.

– Этьен, что вы делаете? – удивленно спросила она, обнаружив его в бочке с водой.