границы штатов, провело этот квази-призыв. 4 августа военное министерство потребовало от штатов предоставить в его распоряжение 300 тысяч ополченцев сроком на девять месяцев вдобавок к 300 тысячам добровольцев, о наборе которых было заявлено месяцем ранее[887]. Более того, пробелы в квотах штатов, оставшиеся после предыдущего призыва, должны были быть восполнены дополнительным набором ополченцев, а если штаты не смогут набрать требуемое число ополченцев, тогда в дело вступит военное министерство и сделает это за них. Впрочем, военный министр Стэнтон смягчил удар кнута, издав постановление о том, что каждый волонтер сверх требуемой квоты, завербованный на три года, приравнивается к четырем ополченцам, завербованным на девять месяцев.

Это постановление, чья законность вызывала сомнения, а расчеты приводили в замешательство, тем не менее достигло своей цели. После многократных оттяжек «последних сроков» властям большинства штатов удалось набрать необходимое сочетание «трехлетних» и «девятимесячных» новобранцев. К концу 1862 года в армию были отправлены 421 тысяча «трехгодичников» и 88 тысяч ополченцев, в результате чего план набора, будучи пересчитан по формуле Стэнтона, оказался превышен на 45 %. Большинство волонтеров нанимались путем образования новых полков, в каждом из которых насчитывалось по тридцать с лишним офицеров, искавших выгодных синекур. Некоторые новые полки к 1863 году превратились в отборные части, но в процессе становления столкнулись с большими потерями, будучи обречены идти тем же путем проб и ошибок, как и их предшественники в 1861 году.

В некоторых штатах призыв ополченцев остался необходим, так как по квотам образовался недобор. Кое-где призыв встречал ожесточенное сопротивление, особенно в шахтерских районах восточной части Пенсильвании, населенной католиками-ирландцами, в округах Огайо и Индианы, населенных «серыми», и в поселках немцев-католиков в Висконсине. Разъяренные толпы убили двух вербовщиков в Индиане и ранили уполномоченного в Висконсине. Правительство вынуждено было послать армию во все четыре штата, чтобы навести порядок и завершить призыв. 24 сентября Линкольн выпустил прокламацию, приостанавливающую действие права habeas corpus и обрекающую на преследование по законам военного положения «всех, кто препятствует набору волонтеров, сопротивляется призыву или виновен в нелояльности, оказании помощи мятежникам и укрывательстве их». Военное министерство энергично взялось за проведение этого указа в жизнь. Стэнтон создал целую сеть военных полицейских, которые арестовали и заключили в тюрьму без суда и следствия несколько сотен уклонистов и антивоенных активистов, включая пять редакторов газет, трех судей и несколько второстепенных политиков[888].

Большинство из арестованных были демократами, однако это не служит доказательством того, что республиканская администрация решила избавиться от политических противников, а, скорее, отражает тот факт, что практически все, кто осуждал призыв и сопротивлялся ему, действительно были демократами. Они представляли наиболее консервативное крыло партии по таким вопросам, как освобождение рабов, призыв и финансовое законодательство, принятое республиканским Конгрессом в 1862 году. Противодействие этим мерам было наиболее сильным среди ирландских и немецких католиков, а также среди «серых», живших в южных округах Среднего Запада, чье материальное положение было существенно хуже, чем у среднего жителя Севера. Эти социальные группы протестовали против призыва и вывешивали плакаты такого рода: «За Конституцию, как она есть, и за Союз, каким он был» и «Мы не будем сражаться за черномазых»[889].

Такие лозунги помогают понять как мотивы противников призыва, так и реакцию республиканцев. Фракция «медянок» из числа северных демократов противилась превращению Гражданской войны в тотальную, в войну за уничтожение устоев Старого Юга вместо восстановления прежнего Союза[890]. В глазах республиканцев, оппозиция их военным целям значила и оппозицию войне как таковой, следовательно, все оппоненты провозглашались пособниками мятежников и подлежали аресту военной полицией. Большинство арестов в 1861 году пришлось на пограничные штаты, где распространены были симпатии к Конфедерации. В 1862 году многие из арестованных были северными демократами, чье разочарование войной было вызвано республиканцами, объявившими освобождение рабов одной из целей войны.

II

К началу 1862 года ход войны выделил три условных группировки в составе Республиканской партии по вопросу о рабстве. Наиболее энергичной и определившейся была фракция радикалов, разделявшая убеждения аболиционистов о том, что рабов можно освободить, если воющая держава конфискует собственность врага. Другое крыло формировала меньшая группировка консерваторов, надеявшаяся на неминуемое исчезновение рабства, но предпочитавшая при этом добровольные действия южных штатов в сочетании с колонизацией освобожденными рабами заморских земель. В центре находились умеренные, которых возглавлял Линкольн, разделявший отвращение радикалов к рабству, но опасавшийся межрасовых последствий полного освобождения рабов. Однако в свете событий первой половины 1862 года умеренные перешли на радикальные позиции.

Одним из признаков такого развития событий было растущее влияние аболиционистов. «Никогда еще аболиционистов не уважали так, как в эти дни», — торжествовал один из них в декабре 1861 года. «Нелегко осознать ту поразительную перемену, что произошла в отношении к нам», — размышлял другой[891]. Самый радикальный из всех, Уэнделл Филлипс, зимой и весной 1862 года читал лекции в переполненных залах по всему Северу. В марте он прибыл в Вашингтон (куда еще год назад едва ли мог явиться без риска для жизни) и трижды выступил перед большой аудиторией, включавшей, в частности, президента и многих конгрессменов. Также Филлипс удостоился редкой чести официально открыть заседание Сената. «Вице-президент освободил свое кресло и поприветствовал Филлипса с нескрываемым почтением, — писал репортер New York Tribune. — Внимание сенаторов было весьма лестным для апостола аболиционизма». Отмечая перемену по сравнению с прошлой зимой, когда толпы нападали на аболиционистов, считая их смутьянами, подбившими Юг на сецессию, Tribune сделала наблюдение: «Нечасто бывает в истории, чтобы настроения сменялись столь резко за небольшой промежуток времени… Почтение и уважение, которое сейчас выказывают ему наши лучшие государственные мужи, это дань той идее, которую Филлипс символизирует в большей степени, чем все прочие». Даже New York Times в январе 1862 года предоставила свои страницы аболиционистам, отправив репортера на съезд Массачусетского антирабовладельческого общества. «В прежние годы многое было сказано на таких собраниях и еще больше забавных поступков совершено, — писала газета. — Тот факт, что на этом собрании свободно общаются черные и белые, а мужчины и женщины столь же свободно образуют смешанную аудиторию, дает пищу юмористам и остроумным редакторам. Но такие мотивы не заставили бы присутствовать здесь представителей пятнадцати самых читаемых изданий Севера. Особые обстоятельства придали [собраниям аболиционистов] ту значимость, которой раньше не наблюдалось»[892].

Этими «особыми обстоятельствами» было растущее убеждение республиканцев, что судьба государства неотделима от судьбы рабства. 14 января 1862 года лидер радикалов Индианы Джордж Джулиан произнес в Палате представителей знаменательную речь, задавшую тон политике республиканцев в Конгрессе. «Когда я говорю, что мятеж питается соками