соответствующие приказы или вовсе без них. Обширные территории на Юге превращались в пустыни. В основном это было неизбежное следствие войны, так как обе армии вырубали деревья и растаскивали заборы, чтобы заготовить дрова, взрывали мосты, водоводы и железнодорожные пути, использовали любые подручные средства для ремонта разрушенных мостов и железных дорог, а также реквизировали урожай, скот и домашнюю птицу для полевых кухонь. Солдаты испокон веку грабили гражданское население, но к середине лета 1862 года уничтожение имущества южан приобрело осмысленный, даже «идеологический» характер. Все чаще и чаще солдаты-федералы высказывались, что настало время снять «белые перчатки» и не миндальничать с «предателями». «Чтобы раздавить гадину, — писал один офицер, — надо расстаться с белыми перчатками и надеть железные рукавицы». Поэтому казалось резонным уничтожать собственность людей, которые делали все, чтобы уничтожить Союз, иными словами, «обирать египтян», — цитировали Библию солдаты-янки. «Защищать собственность мятежника, когда сам он на поле боя сражается против нас — с этим должно быть покончено, — писал капеллан огайского полка. — Так считают все до последнего рядового»[904]. Такие настроения поддерживались сверху. В июле Линкольн пригласил Хэллека в Вашингтон и назначил его главнокомандующим. Одним из первых приказов Хэллека Гранту, в то время уже командующему оккупационными силами в западной части Теннесси, было предписание «схватить всех активно сочувствующих [мятежникам] и заключить их под стражу либо выслать за расположение наших войск. С ними можно не церемониться, а их собственность нужно передавать на общественные нужды… Настало время им почувствовать, что война пришла на их порог»[905].

Отобрать собственность. Это и было отменой рабства в действии. Как объяснял один из подчиненных Гранта: «Наша задача — быть беспощадным к врагу. Я постоянно использую негров в качестве возчиков, и таких у меня 1000 человек». Освобождение рабов было лишь средством для победы, а не целью войны как таковой. Грант писал своей семье, что его единственным желанием было «покончить с мятежом»: «У меня нет никакого стремления решать вопрос, дать ли неграм свободу или, наоборот, оставить их в неволе… Я использую их как кучеров, санитаров, поваров и так далее, плюс солдаты теперь избавлены от того, чтобы самим нести ружья. Мне неведомо, что станет с этими беднягами потом, но то, что мы лишаем врага их помощи, ослабляет его»[906].

Одним из видных северян, сожалевших о новом взгляде на войну, был Макклеллан. Когда Линкольн приехал к Харрисон-Лэндинг, чтобы своими глазами увидеть положение в армии Макклеллана, генерал вручил ему меморандум о том, как следует вести войну. «Война не должна иметь цели поработить [южан], — наставлял президента Макклеллан. — Сейчас нельзя прибегать ни к конфискации имущества, ни к насильственному освобождению рабов… Войну нужно вести не против населения, а против армии… Военных нельзя допускать к решению вопросов о рабстве… Пропаганда радикальных взглядов, особенно по вопросу о рабстве, быстро внесет раскол в действующую армию»[907].

Линкольн прочитал эти комментарии в присутствии Макклеллана, не проронив ни слова, однако ход его мысли можно воссоздать. Три-четыре месяца назад он бы согласился с Макклелланом, но теперь он уже был убежден в необходимости «насильственного освобождения рабов» и начал составлять Прокламацию об освобождении. Южному юнионисту и северному демократу, несколькими днями ранее приводившими те же доводы, что и Макклеллан, президент резко ответил, что войну более нельзя вести, «опрыскивая сорняки розовой водой… Правительство больше не может играть в игру, на которую оно поставило все, а враг — ничего. И враг должен понять, что нельзя пытаться в течение десяти лет бороться за свержение правительства, а потом, если не получится, вернуться в лоно Союза как ни в чем не бывало… [Требование рабовладельцев из пограничных штатов о том,] чтобы правительство не наносило удар по явным его врагам, пока их не победит стечение обстоятельств, парализует, и смертельно, наше государство, ведущее такую борьбу»[908].

Преисполненный решимости, Линкольн 12 июля пригласил конгрессменов из пограничных штатов в Белый дом. Он еще раз обратился к ним с просьбой принять положительное решение по вопросу об освобождении рабов за компенсацию: «Небывало суровые факты, — начал президент, — [игнорировать более нельзя. Отменив указ генерала Хантера об освобождении рабов два месяца назад], я разочаровал, если не обидел, много людей, чью поддержку мы не имеем права потерять. Этим дело не закончилось. Давление на меня в этом вопросе существует, и оно растет. [Если пограничные штаты не примут] решения немедленно начать процесс постепенного освобождения рабов… то рабство в ваших штатах будет уничтожаться в результате стихийных вспышек раздражения, случайных „несчастных случаев“… и вы не получите за это ровным счетом ничего». Но конгрессмены остались глухи даже к такому откровенному предупреждению. Две трети представителей пограничных штатов подписали манифест, отвергающий предложение Линкольна как ведущее к чрезмерно «радикальному изменению нашего общественного уклада», как «вмешательство» администрации во внутренние дела штатов, как дорогостоящую затею (смехотворное возражение со стороны людей, чьи штаты только выиграли бы в финансовом отношении, причем за счет свободных штатов). Наконец, они указали, что вместо приближения конца борьбы это предложение разжигает костер войны и ставит под сомнение победу Севера, так как толкает многих юнионистов в объятия мятежников[909].

Такая отповедь вынудила Линкольна оставить попытки вести с консерваторами мирные переговоры. С этого момента президент перешел на радикальные позиции, хотя еще два с лишним месяца не афишировал это. 13 июля, в тот самый день, когда ему вручили манифест пограничных штатов, он обмолвился Сьюарду и Уэллсу о своем намерении издать Прокламацию об освобождении рабов. Согласно записям Уэллса, фиксировавшего ход беседы, Линкольн сказал, что этот вопрос «занимал его мысли днем и ночью» на протяжении нескольких недель. Он пришел к выводу, что освобождение рабов — «военная необходимость, абсолютно неотъемлемая часть решения задачи сохранения Союза»: «Или мы освободим рабов, или сами станем рабами. Несомненно, что рабы являются большим подспорьем для тех, кто ими владеет, и мы должны решить, будет ли эта сила отныне с нами или против нас». Линкольн решительно отмел предположение о неконституционносги такого указа. Идет война, и как главнокомандующий он может отдать приказ о захвате вражеских рабов с тем же правом, что и приказ о выведении из строя железных дорог южан. «Мятежники… не могут одновременно нарушать Конституцию и взывать к ее защите. Развязав войну против государства, они обрекли себя на все бедствия войны». Пограничные штаты «ничего не сделают» по своей воле; возможно, было неправомерно просить их отказаться от рабства, пока мятежники сохраняют этот институт. «[Поэтому] первый и главный удар нужно нанести [по мятежникам]… Необходимо предпринять решительные и глобальные