и Хорватия, а Косово считалось самой горячей точкой. Но Косово взорвалось лишь в конце 1990-х, значительно позже других провинций страны. Этнические конфликты назревали в Югославии давно, но их нельзя назвать ни древними, ни перманентными; и хотя они усилились в XX веке, развитие их было нелинейным.

Большинство наблюдателей также отвергают концепцию «старинной ненависти». Один историк из Боснии пишет: «За 15 лет я исколесил множество сербских, хорватских, мусульманских местечек и я отказываюсь признавать, что эти народности из поколения в поколение дышат ненавистью друг к другу» (Malcolm, 1994: 252). Многие югославы, давая показания перед международными трибуналами, утверждали, что разноплеменные общины десятилетия жили в мире друг с другом. Хорватский католический священник, рассказывая о резне, случившейся в его этнически смешанном приходе, с недоумением констатирует: «Раньше у нас не было ни ссор, ни обид. На улице мне кланялись и православные. Православные старушки даже приходили на мессу, а их православные внуки посещали воскресную школу… Но когда к нам пришла война, наши сербы озверели и превратились в главных убийц» (Botica et al., 1992: 253; Scharf, 1997: 150).

С этим соглашаются сербские и хорватские социологи. Летика (Letica, 1996: 99-100) и Кузманович (Kuzmanovic, 1995: 242–247; Gordy, 1999: 4–5) пришли к выводу, что, по опросам 1980-х гг., уровень предрассудков и враждебности между сербами и хорватами был явно ниже, чем статистически зафиксированная межэтническая напряженность в США в тот же период. Эти народы не проявляли взаимного недружелюбия, пока на их землю не пришла общая беда, что является лишь кажущимся парадоксом.

Те, кто отвергают догму «закоренелой вражды», взамен перекладывают вину на политически влиятельные местные элиты. Ричард Холбрук, американский дипломат и главный миротворец в Югославии, считает, что «югославская трагедия не была предначертана свыше. Этого джинна выпустили из бутылки бездарные и даже преступные политики. Они стравили народы ради личных политических и финансовых интересов» (Holbrooke, 1998: 23–24). Н. Сигар пишет: «Геноцид… стал национальной политикой, прямым и предсказуемым результатом целенаправленных политических усилий, предпринятых политическим истеблишментом Сербии и Боснии-Герцеговины» (Cigar, 1995: 4–6; ср. Silber & Little, 1995). Мюллер (Mueller, 2000) подбрасывает нам полугангстерскую версию «плохих парней»: «Насилия, захлестнувшие Югославию, — это дело рук головорезов, вышедших из-под контроля правоохранительных органов и почуявших свою власть». Далее исследователь дает подробнейший перечень этнических войн, где главную роль сыграли асоциальные элементы, сбившиеся в вооруженные банды.

Ни одна из этих интерпретаций убедительной не кажется. Если во всем виновата пара «плохих парней», то каким образом они обрели поистине магическую способность диктовать свою власть и манипулировать людьми? И как им удалось разработать свой дьявольский план и разрушить целое государство? Зверства творили тысячи — воистину так. Но другие десятки тысяч либо ни во что не вмешивались, либо одобрительно смотрели на все происходящее. Среди плохих парней были и политики. Им очень хотелось выиграть выборы на популистских лозунгах. Неужели ведущий американский дипломат в регионе так мало знает о законах социологии и политологии? Закрадывается мысль, что Холбруку из политических соображений было нужно повесить всю вину за случившееся лишь на «плохих парней».

Серьезные аналитики должны признать, что в югославские события были вовлечены и элиты, и боевики, и обычный народ. Коэн (Cohen, 1995) предлагает нам теорию двух фаз: вначале «склочные политики» развалили Федерацию и создали обстановку хаоса. На этой благодатной почве и вспыхнули этнические страсти, давние националистические фобии. Роджерс Брубейкер пишет, что этнические идентичности «национализировались» и даже «эссенциализировались» в результате «непрогнозируемого событийного» процесса, чем волюнтаристски и злонамеренно воспользовались политические элиты, радикализировав ситуацию до предела. Только этим можно объяснить взрыв этнонационализма (Brubaker, 1996: 20–21, 71–72).

Таким образом, Милошевич и президент Хорватии Франьо Туджман несут личную вину за исход событий, которые, безусловно, подчинялись более фундаментальным законам. Исторические, базисные и случайные или манипулятивные факторы определяли взаимодействие макросил и микроотношений внутри и между группами. В общий процесс вовлекались не только лидеры и народные массы, но многочисленные общественные группы, радикальные и умеренные движения, составившие социальный базис мобилизации. На макроуровне проявила себя идея нации-государства, набравшая силу в XX веке (Югославия выстраивалась по прежней ошибочной матрице), на микроуровне решалось, как это будет воплощаться в каждом конкретном случае в военном, идеологическом и политическом смыслах. Многонациональная Федерация Югославии сползала в этнические чистки и органический национализм. К этому приложили руку все. Вот пять последовательных стадий эскалации:

1. Распад Югославии.

2. Возникновение органических национальных государств.

3. Вспышка насильственных действий между этими государствами и их этническими меньшинствами.

4. Эскалация насильственных действий в военное противостояние между этническими государствами и анклавами.

5. Эскалация военных действий в кровавые этнические чистки.

В этом процессе стадии 2 и 3 наложились друг на друга, а стадии 4 и 5 практически совпали по времени. Каждое новое обострение выводило на авансцену новых акторов и радикализировало их действия до такой степени, что желанную цель оправдывало любое средство: при необходимости этнические чистки чужеродных групп в государстве-нации могли сопровождаться физическим уничтожением групп-изгоев. В этой главе мы описываем 1-ю и 2-ю стадию эскалации, в следующей — 3-ю, 4-ю и 5-ю.

Эта прогрессия не была неизбежной или намеренно спланированной. Югославия могла найти мирное решение или, сохранив единое государство, выстроенное по принципу конфедеративной/консоциативной республики или на основе компромисса между разделившимися республиками. И даже при отсутствии принципиального решения конфликт мог долгое время оставаться в вялотекущей фазе, не достигая катастрофического уровня. В худшем случае Югославия могла бы обрести желанный мир, проведя мирный размен населения ради этнической однородности государств-наций. Почему все эти варианты были отвергнуты и кем именно? К счастью, процесс радикализации и эскалации в Югославии документирован гораздо лучше, чем в других случаях, исследуемых в этой книге. Это случилось в Европе совсем недавно, это приковало к себе внимание мировой общественности, прошла серия международных судов, в которых участвовали местные жители, миротворцы ООН, политологи, социологи и журналисты, внимательно освещавшие эти события.

НА ПУТИ В ОПАСНУЮ ЗОНУ

События, случившиеся в далеком прошлом, становятся значимыми лишь тогда, когда они могут быть вписаны в идеологию нации-государства. Три мировые религии пересеклись на юго-восточных пределах Европы: православие, католицизм, ислам. Религиозные идентичности зиждились на традициях и ритуалах, связанных с рождением, браком, смертью, временами года. До начала XX столетия они лишь изредка приобретали политическую актуализацию. Древние битвы и знамена, под которыми они проходили, по сей день живы в памяти религиозноэтнических групп, но смысл их искажен. Под боевые стяги собирались региональные и династические, а не этнические армии. В Битве на Косовом поле в 1389 г. балканские войска потерпели поражение от турок. Сербов возглавлял князь Лазарь,