безработными оказались свыше 30 % людей моложе 25 лет. Еще хуже обстояли дела с сельским хозяйством. Чтобы найти работу, обеспечить себе прожиточный минимум, надо было иметь связи и покровителей, остатки государственной экономики поглотил свободный рынок, где процветали бартерные сделки. Как отмечается в «Меморандуме», каждая республика сама выстраивала свои рыночные отношения; в этих условиях фактор национальной принадлежности стал играть существенную роль. Все больше югославов связывали успех, карьеру, семейное благополучие исключительно со своей этнической группой. Национализм стал важнее классовой идентичности, что подрывало основы югославского федерализма.

Югославия была собрана по частям после Первой мировой войны. Это было общее решение хорватов, сербов, словенцев, вызванное геополитическими причинами. В Первую мировую эти народы вынудили воевать друг с другом — словенцы и хорваты в составе Габсбургской империи сражались против сербов — теперь они хотели прочного мира в Балканском союзе. Объединившись, они создали второстепенную страну, способную, тем не менее, защитить свою территорию от внешней агрессии. В период между двумя мировыми войнами Югославию сотрясали национальные противоречия, но страна дорожила своей целостностью по геополитическим причинам. После 1945 г. та же геополитическая логика звала к воссоединению страны. Когда в 1948 г. Тито вышел из орбиты влияния Сталина, Югославия умело воспользовалась своим статусом нейтрального буфера между Западом и Востоком. Югославия всегда была геополитической силой. У нее все еще была одна из сильнейших армий в Европе. Но распад Советского Союза подорвал геополитические основы существования страны. В 1990 г. Федерация утратила свой смысл как система национальной обороны и стала восприниматься как коммунистический милитаристский анахронизм, где всем заправляли сербы.

ОТКАЗ ОТ ФЕДЕРАЛИЗМА: ВЫБОРЫ 1990 ГОДА

Демократия убила Югославскую Федерацию (Snyder, 2000). Югославы, стремились к правлению народа («мы, народ»), но на практике свободные демократические выборы, прошедшие в шести республиках между апрелем и декабрем 1990 г., отдали власть в руки органических националистов, сторонников мажоритарной этнической демократии. В соответствии с конституцией, выборы проводились в каждой отдельной республике, по тому же принципу сгруппировались и политические партии. Выборы превратились в парад национальных суверенитетов. Среди крупных политических игроков лишь бывшая Коммунистическая партия Югославии смогла найти сторонников по ту сторону республиканских границ, да и там она апеллировала к национальным меньшинствам, за исключением самой Сербии.

Хороший урожай голосов собрали партии с моноэтническим составом и руководством, но лучше всех выступили националисты. Они обратились к чувству исторической памяти, они вышибали слезу из электората, вспоминая свои страдания под гнетом коммунистического режима. Туджман и полуфашистский Парага в Хорватии, Изетбегович в Боснии, Шешель и Драшкович в Сербии — эти лидеры обладали моральной харизмой как жертвы деспотии, как диссиденты, отсидевшие в коммунистических тюрьмах. Как и все либералы, они выступали за рыночные реформы, которые принесут благоденствие народу. И лишь они, националисты, говоря о процветании, связывали его исключительно с интересами определенной этнической группы. Этим принципам и должна была подчиниться югославская экономика (Cohen, 1995; Crnobrnja, 1994: Part II). Идея получила развитие, когда марксистская концепция классовых интересов утратила популярность. Этничность еще не победила класс, но большинство югославов шло по этому пути.

Разные республики показали разные результаты. В Хорватии националистическая коалиция, сгруппировавшаяся вокруг Туджмана (ХДС), выиграла большинство мест в парламенте (но не голосов на выборах). Туджман оставался президентом Хорватии до своей смерти в 1999 г. Бывшие коммунисты и центристский альянс выступили неплохо, некоторые депутаты призывали к полиэтничности и имели успех среди национальных меньшинств. Не было больших отличий между тем, как голосовали мужчины и женщины. Проголосовавших за хорватскую националистическую партию привлекла не столько ее экономическая программа, сколько гарантия безопасности от враждебных этнических групп. Сайбер (Siber, 1993: 197) утверждает: «В Хорватии не было такого феномена, как неэтнический избиратель и ненационалистическая партия». Победители провозгласили власть хорватского народа.

В Словении партий было много, и ни одна не набрала большинства голосов. Они позиционировали себя в качестве социалистов, христиан-демократов, либералов, консерваторов и так далее, но по сути это были националистические партии, готовые отложить все идейные разногласия ради установления национальной автономии внутри или за пределами Югославии. Словения осознавала свою культурную близость как с Европой, так и с остальной Югославией. Эта республика получила весомую европейскую поддержку. И в Словении, и в Хорватии пришли в столкновение идея полной национальной независимости и прагматичное желание сохранить мир и преемственность. Большинство политических акторов в обеих республиках желали мирной сецессии, но опасались форсировать этот процесс.

Двум самым маленьким республикам большие проблемы не грозили. Черногорцам была свойственна амбивалентная этническая самоидентификация. Партии большинства утверждали, что черногорцы есть не что иное, как сербы. Меньшинство пыталось доказать, что этническое различие существует. В результате большинство с небольшими оговорками поддержало сербскую концепцию сильной федерации, и черногорцы остались в составе пошатнувшейся Сербии. Неудачи Милошевича усилили тенденции к сепаратизму. В 2003 г. был провозглашен Государственный союз Сербии и Черногории с обязательством провести референдум о полной независимости в 2006 г.

В Македонии на выборах победили умеренные националисты, оттеснив на второй план радикалов. Новое правительство поддержало Федерацию в основном по геополитическим причинам: близость Греции и Болгарии вызывала сильные опасения. Правительство ухватилось за идею «асимметричной федерации», где разные республики могли бы иметь разную степень автономии в зависимости от их желания. План оказался нежизнеспособным, и республика объявила о независимости — Сербии в тот момент было уже не до нее. Дискриминация албанского меньшинства в Македонии (25–30 % населения) спровоцировала вооруженные столкновения в 2001 г., в настоящее время напряженность значительно снизилась. Этнические конфликты можно решать с помощью компромиссов.

К компромиссу стремилась и Босния. Поскольку республика не могла стать этнически чистым государством, она делала все, чтобы обуздать национализм. Но и в Боснии три победившие партии сделали ставку на этничность — каждая в своем анклаве. Эти партии собрали почти 90 % голосов, в голосовании не прослеживались гендерные или социальные различия.

Крупнейшие общественные организации некоммунистической ориентации были этнически окрашены. Этот посыл передался и самым успешным политическим партиям. В многонациональной Боснии компромисс мог быть достигнут лишь при посредничестве этноцентричных партий. Вначале они согласились сохранить федерацию — к этому их толкал геополитический прагматизм. Сербские и хорватские политики в Боснии уповали на то, что мощное влияние Сербии в федеральных институциях сыграет им на руку. Лидер мусульман (впоследствии президент Боснии) Алия Изетбегович в 1989 г. заявил следующее:

Мы не собираемся строить национальное государство… кто-то этого очень хочет, но это нереалистичный подход. Хотя мусульмане и являются самым многочисленным народом в республике, их все же не так много… мусульмане должны составлять хотя бы 70 % всего населения (Silber & Little, 1995: 230).

Изетбегович считал, что для