— Вот именно, вы попали в самую точку. — Мэгги непринимала никаких утешений. — Она необыкновенно к нему привязана. И неболее того. В конце концов, они знакомы уже семь лет. Если б она собиралась занего замуж, они бы уже давным-давно поженились.

— Вы думаете? Я неплохо знаю Джастину. (Энн говорилачистую правду, в Дрохеде никто, в том числе и Фиа с Мэгги, не понимал Джастинутак, как она.) Я думаю, она отчаянно боится полюбить той любовью, какую влечетза собою замужество, и, признаться, я восхищаюсь этим Лионом. Он, видно,прекрасно ее раскусил. Нет, я не могу сказать наверняка, что он в нее влюблен,но уж если влюблен, у него хватает ума ждать, пока она дозреет для решительногошага. — Энн наклонилась в кресле, забытая книга упала на кафельный полверанды. — Слышите, слышите эту птицу? Как хорошо, по-моему, соловью и тодо нее далеко… — И, помедлив, высказала наконец то, что уже многие недели былоу нее на душе:

— Мэгги, почему бы вам не поехать в Рим? Вам бы надобыть там, когда Дэн примет сан.

— Я в Рим не поеду! — сквозь зубы ответилаМэгги. — Я никогда больше никуда не двинусь из Дрохеды.

— Ну что вы, Мэгги! Дэн так огорчится! Пожалуйста,поезжайте! Если вы не поедете, там не будет ни одной женщины из Дрохеды, выодна еще молоды и можете лететь. Поверьте, если бы я, старая развалина, могланадеяться, что выдержу такое путешествие, я бы уж была в этом самолете.

— Отправиться в Рим и смотреть, как празднует победуРальф де Брикассар? Да я скорее умру!

— Мэгги, Мэгги! Конечно, вы разочарованы, но зачем жеотводить душу на нем и на родном сыне? Вы же однажды признали, что сами во всемвиноваты. Так смирите свою гордыню и поезжайте в Рим, сделайте милость.

— Дело не в гордыне. — Мэгги вздрогнула. —Ох, Энн, мне страшно ехать! Я не верю, что это неизбежно, не могу поверить. Какподумаю, мороз по коже.

— А если, приняв сан, он не сможет приехать домой, обэтом вы не подумали? Это вам в голову не приходило? У священника не будет такихдолгих каникул, как у семинариста, и, если он решит остаться в Риме, придетсявам самой туда ездить, не то вы совсем его не увидите. Поезжайте в Рим, Мэгги!

— Не могу. Знали бы вы, как мне страшно! Дело не вгордыне и не в том, что Ральф взял надо мной верх и прочее, — это всеотговорки, это я выдумываю, чтоб ко мне не приставали с вопросами. Богсвидетель, я так по ним обоим стосковалась, на коленях поползла бы поглядеть наних, да только ни минуты не верю, что я-то им нужна. Нет, Дэн рад будет менявидеть, а вот Ральф? Он и думать забыл, что я существую на свете. Говорю вам,мне страшно. Всем нутром чувствую: если я поеду в Рим, случится несчастье.Потому и не еду.

— Да что может случиться, скажите на милость?

— Не знаю. Если б я знала, было бы с чем бороться. Атут просто ощущение — как побороть ощущение? Ничего другого. Предчувствие.Словно бессмертные боги собираются мне отплатить.

Энн засмеялась.

— Бросьте, Мэгги! Вы прямо как настоящая старуха!

— Не могу я, не могу! И я и есть старуха.

— Глупости, вы еще моложавая женщина в расцвете лет. Идостаточно молоды, чтобы прокатиться в самолете.

— Ох, отвяжитесь вы от меня! — свирепо огрызнуласьМэгги и снова уткнулась в книгу.

Бывают случаи, когда Рим заполняет толпа, привлеченнаясовсем особой целью. Не туристы, не любопытные зеваки, что по нынешнимреликвиям пытаются представить себе величие былых времен, и не перелетныептицы, наскоро осматривающие Рим в свободный час, проездом из какого-нибудьпункта А в пункт Б. Нет, эту массу людей объединяет некое общее чувство; онипреисполнены гордости, они приезжают, чтобы увидеть своими глазами, как ввеличественной римской базилике — самом чтимом храме на свете — их сын,племянник или иной родич будет торжественно посвящен в духовный сан. Этиприезжие останавливаются кто в скромных пансионах, кто — в роскошных отелях,кто у родных или друзей. Но все они заодно, в мире друг с другом и с целымсветом. Как оно и подобает, они осматривают все подряд: вот Ватиканский музей ипод конец, как награда за долготерпение, Сикстинская капелла, вот Форум,Колизей, Аппиева дорога, лестница на площади Испании, алчный фонтан Треви, sonet lumiere[17]. Все это заполняет время в ожидании заветного дня.Этим людям даруется особая милость — аудиенция у самого папы, Рим щедр и ничегодля них не жалеет.

На этот раз, в отличие от всех прошлых лет, Дэн не встречалсестру на вокзале: в уединении он готовился к предстоящему. Вместо него позатоптанному перрону, точно какой-то большой зверь, рыскал Лион Мёрлинг Хартгейм.Он не поцеловал Джастину при встрече — он никогда этого не делал, — толькообнял за плечи и крепко сжал.

— Вот медведь, — сказала Джастина.

— Медведь?

— Раньше, когда мы только познакомились, я думала, вы —какое-то недостающее звено в истории происхождения человека, но потом решила,что вы ближе не к горилле, а к медведю. Горилла — нелестное сравнение.

— А медведь — лестное?

— Ну, пожалуй, медведь тоже кого угодно в два счетаприкончит, но все-таки он поласковей. — Она взяла Лиона под руку и легкопримерилась к его шагу, они были почти одного роста. — Как Дэн? Видели выего, прежде чем он укрылся в уединении? Я чуть не убила Клайда, он меня раньшеникак не отпускал.

— Дэн такой же, как всегда.

— Вы не совратили его с пути истинного?

— Я?! Разумеется, нет. А вы прелестно выглядите.

— Я совершенная паинька, и притом озолотила всехлондонских портных. Нравится вам моя новая юбка-коротышка? Это называется мини.

— Пройдите вперед, тогда я вам скажу.

Широкая шелковая юбка доходила примерно до середины бедер,она взметнулась вихрем, когда Джастина опять круто повернула навстречу Лиону.

— Что скажете. Ливень? Неприлично? В Париже я еще ни наодной женщине не видала такой короткой юбчонки.

— Это лишь подтверждает ту истину, herzchen, что стакими стройными ножками, как у вас, совершенно неприлично носить юбку хоть намиллиметр длиннее. Римляне со мной наверняка согласятся.

— Ну, значит, у меня весь зад будет в синяках не квечеру, а уже через час-другой. Черт бы их всех побрал! Но знаете что. Ливень?

— Да?

— Меня еще ни разу не ущипнул священник. Сколько лет яболтаюсь по Ватикану и хоть бы разок меня удостоили щипком. Вот я и подумала,может быть, в мини-юбке я еще соблазню какого-нибудь прелата.