— Пожалуй, вы соблазните меня, — улыбнулсяХартгейм.

— Да ну? И еще в оранжевом? Я думала, вам противновидеть меня в оранжевом, при моих оранжевых волосах.

— Это воспламеняет чувства, такой буйный цвет.

— Вы надо мной смеетесь, — сердито сказалаДжастина, усаживаясь в его закрытый «мерседес» с развевающимся германскимфлажком на радиаторе. — Когда это вы обзавелись национальным флагом?

— Когда получил новый правительственный пост.

— Недаром я оценила сообщение в «Ньюс». А вы еговидели?

— Вы же знаете, Джастина, я не читаю эти газетенки.

— Я тоже, но кто-то показал мне тот номер. — Тутона заговорила громче, до ужаса жеманным мнимоаристократическим тоном: «Некаярыжеволосая восходящая звезда сцены, австралийка по происхождению, завязываеттесную дружбу с неким членом западногерманского кабинета министров».

— Они не могут знать, что мы давным-давнознакомы, — спокойно сказал Лион, вытянул ноги и уселся поудобнее.

Джастина одобрительным взглядом окинула его костюм — оченьнебрежный, очень итальянский. Да, Лион и сам отнюдь не отстает от европейской моды,и даже осмеливается носить сетчатые рубашки, позволяющие итальянцам выставлятьнапоказ густую поросль на груди.

— Вам совсем не следует ходить в костюмах приворотничке и галстуке, — неожиданно сказала она.

— Вот как? Почему?

— Ваш стиль явно — вольный, вот как сейчас: золотоймедальон с цепочкой на волосатой груди. Когда вы в костюме, кажется, что у васбрюшко и никакой талии, а на самом деле ничего подобного.

Лион посмотрел на нее с удивлением, потом взгляд его сталнастороженным — Джастина называла это «сосредоточенно вдумчивым взором».

— Первый случай, — сказал он.

— Первый случай чего?

— За семь лет, что мы знакомы, если вы и отзывалиськак-то о моей наружности, то разве что весьма неодобрительно.

— Да неужели? — Джастина, кажется, была пристыжена. —Нет-нет, я о вашей наружности довольно часто думаю, и притом безо всякогонеодобрения. — И почему-то поспешно прибавила:

— Вроде того, к лицу ли вам костюм.

Он не ответил, только улыбался каким-то своим мыслям.

Эта поездка в машине оказалась последним мирным событием,потом пошли совсем беспокойные дни. Джастина побывала с Лионом у кардинала деБрикассара и кардинала ди Контини-Верчезе, а едва успела от них вернуться,лимузин, нанятый Лионом, доставил в их гостиницу всю компанию, приехавшую изДрохеды. Джастина искоса следила, какое впечатление произведут на Лиона ееродные — приехали одни мужчины. До последней минуты Джастина была убеждена, чтомать передумает и приедет в Рим, но напрасно искала ее глазами. То был жестокийудар, Джастина сама не понимала, за кого ей больнее — за себя или за Дэна. Нопока что — вот они, дядюшки, и, разумеется, она должна по-хозяйски их принять.

До чего же они робкие, стеснительные! И не поймешь, кто —который? С годами они становятся все неотличимой друг от друга. И в Риме онибросаются в глаза, как… ну, как истые австралийские фермеры, что приехали в Римпогостить. Все как один — в обычном наряде состоятельных землевладельцев, раз вкои веки собравшихся в город: коричневые высокие сапоги для верховой езды срезинками на боку, неопределенного цвета брюки, коричневые спортивные куртки изплотной ворсистой шерсти с разрезами на боках и со множеством кожаных нашлепок,белые рубашки, вязаные шерстяные галстуки, серые широкополые шляпы с плоскойтульей. На улицах Сиднея в дни пасхальной выставки таким нарядом никого неудивишь, но в Риме в конце лета это редкостное зрелище.

И скажу от чистого сердца — слава Богу, что есть Лион! Дочего же он с ними хорош. Никогда бы я не поверила, что кто-то сумеет«разговорить» Пэтси, а вот он сумел, спасибо ему. Болтают, как завзятыекумушки, и — где он умудрился раздобыть для дядюшек австралийское пиво? Всешестеро ему по душе, и, похоже, ему с ними интересно. Видно, все идет впрокспециалисту по немецкой политике и промышленности. Непостижимо, человек такогосклада и вдруг убежденный католик! Да, поистине ты загадочная личность. ЛивеньМёрлинг Хартгейм. Друг Папы и кардиналов и притом друг Джастины О'Нил. До чегоже я тебе сейчас благодарна, не будь ты таким уродом, я бы тебя расцеловала!Хороша бы я была тут, в Риме, со всеми дядюшками на руках и притом без Ливня!Очень правильное у тебя имя.

Он откинулся в кресле, слушал, что рассказывает ему Боб прострижку овец, и, поскольку обязанности хозяина он взял на себя, а ей большенечего было делать, Джастина с любопытством к нему присматривалась. Обычно онаподмечала внешние особенности в новом лице с первого же взгляда, но порой этазоркость ей изменяла и люди незаметно входили в ее жизнь и занимали там прочноеместо прежде, чем она успевала сделать первое важнейшее заключение об ихоблике. И тогда, бывает, пройдут годы, пока ей снова случится посмотреть начеловека свежим глазом, как на незнакомого. Так смотрела она сейчас на Лиона.Всему виной, конечно, та первая встреча: среди этих кардиналов, испуганная,подавленная, она тогда только дерзила, стараясь придать себе храбрости. Иуспела заметить лишь самое очевидное — какой он крепкий и коренастый, какойсмуглый, какие у него густые темные волосы. А когда он повез ее ужинать, случайдля более точных наблюдений был упущен: он заставил ее увидеть уже не черты еголица, а своеобразную личность; она слишком занята была тем, что произносят егогубы, чтобы смотреть, как эти губы очерчены.

И совсем он не урод, решила она теперь. Пожалуй, его обликвполне отвечает сути, в нем смешалось все самое хорошее и самое плохое. Словнов каком-нибудь римском императоре. Не удивительно, что он так любит Рим. Здесьего духовная родина. Широкое лицо, глубоко посаженные глаза, резко выступающиескулы, нос небольшой, но с горбинкой. Густые черные брови не повторяют изгибглазницы, они совсем прямые. Черные и длинные-длинные, совсем девичьи ресницы,и чудесные темные глаза, а веки почти всегда приспущены и скрывают его мысли. Нолучше всего в этом лице рот — не слишком пухлый и не тонкогубый, не большой ине маленький, но на редкость красиво очерченный и как-то удивительно твердосомкнутый; кажется, перестань Лион следить за собой, не сжимай он губы такплотно — и они выдадут все его тайны, и станет ясно, какой он на самом деле. Дочего любопытно разбирать по черточкам лицо, которое уже так знакомо и которое,оказывается, совсем не знаешь.

Джастина очнулась от задумчивости, и оказалось, онвнимательно смотрит, как она рассматривает его — чувство такое, словно наглазах вооруженной камнями толпы с тебя сорвали платье! Минуту он смотрел ейпрямо в глаза широко раскрытыми, настороженными глазами, не то чтобы сизумлением, скорей испытующе. Потом спокойно перевел взгляд на Боба и спросилчто-то вполне по существу насчет заболоченных земель. Джастина мысленнотряхнула себя за шиворот — не выдумывай лишнего! Но оказалось, это оченьувлекательно — в человеке, который столько лет был просто другом, вдруг увидетьвозможного любовника. И мысль эта ничуть не была противна.