– Это хорошо. Тогда у меня остается надежда навстречу. В коридоре прозвучали тяжелые шаги полковника Наджента. Минуту спустя,окруженный шестью охранниками, он уже стоял перед решетчатой дверью.

– Пора в “комнату сосредоточения”, Сэм. Время– ровно одиннадцать.

Дверь со скрежетом поползла в сторону. Кэйхоллпереступил через порог, с усмешкой взглянул на полковника, повернулся и отвесилпоклон капеллану.

– Спасибо, святой отец.

– Я люблю тебя, брат! – раздался за стенойпрохода истошный вопль Рэнди Дюпре.

Не сводя глаз с лица Наджента, Сэм спросил:

– Могу я проститься с друзьями?

Пауза. Инструкция однозначно требовалапереместить осужденного в “комнату сосредоточения”, о последней прогулке покоридору в ней не говорилось ни слова. Но полковник все же решился:

– Давай. Только быстро.

Сэм сделал несколько шагов, быстро пожалтрясущуюся руку Проповедника и двинулся дальше, к камере Гарри Скотта.

Стоя в углу, тихо плакал Ральф Гриффин.Никогда больше не увидит он Сэма. Вместе с Наджентом Адам провожал взглядомдеда: тот на мгновение останавливался напротив решеток, чтобы прошептать дваслова каждому из сидельцев. Самым долгим вышло прощание с Гуллитом. Джей-Бирыдал в голос.

Сэм дошел до конца коридора, развернулся и,считая шаги, тронулся в обратный путь. Приблизившись к Надженту, скомандовал:

– Вперед!

“Зачем столько охраны?” – подумал Адам. Ладнобы речь шла о взбесившемся смутьяне, о готовом совершить немыслимую попыткубезумце. За спиной полковника покорно следовал хрупкий и безобидный старик.

“Комната сосредоточения” находилась всего вдвадцати футах, однако преодолеть их Адаму удалось с неимоверным трудом. Затолстой стальной дверью оказалось тесное, с низким потолком помещение. Дверь впротивоположной стене была закрыта. Она вела в Камеру.

Дед и внук опустились на узкую койку.Притворив дверь, полковник присел перед ними на корточки, его лицо исказилагримаса деланного сочувствия:

– Сэм, до последней минуты мы пробудем здесьвместе. Сейчас…

– Болван, – процедил Адам.

– Он просто не понимает, – объяснил Сэм. – Оннепроходимо туп.

Слова эти задели Наджента за живое.

– Я исполняю свой долг.

– Почему бы вам не выйти? – спросил Адам.

– Знаешь, Наджент, – вступил Сэм, – я прочиталсотни книг по юриспруденции, тысячи страниц тюремных правил. Нигде нет иупоминания о том, что последний свой час я обязан провести вместе с тобой. Нинамека.

– Убирайтесь вон! – Казалось, Адам готов былударить полковника.

Наджент резко выпрямился.

– За двадцать минут до полуночи сюда войдетврач, чтобы приложить к твоей груди стетоскоп. Без пяти двенадцать снова войдуя, через вот эту дверь. Через ту мы с тобой ступим в Камеру. Вопросы?

– Уходите. – Адам махнул рукой.

Наджент вышел. В их распоряжении был один час.

* * *

Перед дверью в комнату для посетителейостановились два мини-автобуса. В них быстро расселись восемь журналистов ишериф. В соответствии с законами штата шериф округа, где свершилосьпреступление, имел право – но не был обязан – присутствовать при казни убийцы.

Человек, занимавший в 1967 году должностьшерифа округа Вашингтон, умер более пятнадцати лет назад, однако его преемникникак не мог пропустить столь знаменательное событие. Позвонив накануне ЛукасуМанну, этот ярый поборник справедливости объяснил, что чувство долга переджителями Гринвилла вынуждает его собственными глазами убедиться в торжествезакона.

Мистер Эллиот Крамер не приехал. Мечту статьсвидетелем казни Сэма Кэйхолла он лелеял долгие годы, и отказаться отдавнишнего намерения его заставил лишь строжайший запрет врача. Рут Крамерникогда не намеревалась присутствовать на экзекуции. Оставшись дома, вокружении друзей, она со стоическим терпением сидела перед экраном телевизора иждала выпуска новостей.

После пяти минут езды оба мини-автобусасбросили скорость у ворот Семнадцатого блока. Охрана подвергла пассажировделикатному обыску. Ни теле – и фотоаппаратуры, напомнили им, ни диктофонов.Все девятеро вновь заняли свои места. Автобусы, обогнув расположенный узападного торца здания дворик для прогулок, остановились возле медицинского,судя по красной полосе на борту, фургона.

У входной двери их встречал Наджент. Выйдя изавтобусов, репортеры инстинктивно оглядывались: необходимо запастисьвпечатлениями для сенсационных статей. Перед ними была небольшая, красногокирпича постройка, примыкавшая к плоскому параллелепипеду Семнадцатого блока.Вели в постройку две двери: одна, за углом, закрыта, другая распахнута настежь.

Прибытие свидетелей ничуть не вдохновилополковника. Он спешно затолкал группу в здание. Девять человек гуськом вошли внебольшую комнату с двумя рядами складных стульев и полосой черных штор настене.

– Садитесь, – без излишней вежливостипредложил Наджент журналистам. Три стула остались незанятыми. – Сейчас десятьминут двенадцатого. Осужденный находится в “комнате сосредоточения”. Прямоперед вами, за окошками со шторами – Камера. Кэйхолла введут туда за пять минутдо полуночи, пристегнут ремнями к креслу и закроют дверь. Шторки откроют ровнов двенадцать. Осужденного вы увидите менее чем в двух футах от себя, вернее, несамого осужденного, а его затылок. Спокойно, спокойно! Проектировал Камеру нея. До того момента, когда врач констатирует смерть, пройдет минут десять. Кэтому времени шторки уже задернут, и вы вернетесь в автобусы. А пока запаситесьтерпением. Кондиционера здесь нет. Когда шторки отдернут, все произойдетдовольно быстро. Вопросы?

– Вы разговаривали с осужденным?

– Да.

– Как он держится?

– Без комментариев. В час ночи состоитсяпресс-конференция, на которой вы получите ответы на все вопросы. Сейчас яслишком занят. – Выйдя из комнаты, Наджент громко хлопнул дверью, обогнул уголкирпичной постройки и ступил в Камеру.

* * *

– У нас тридцать две минуты, – напомнил Сэм. –О чем бы ты хотел поговорить?

– О разных вещах. К сожалению, большинство изних не очень приятны.