Ровно без двадцати минут двенадцать Наджентдал врачу команду зайти в “комнату сосредоточения” и тут же распорядился, чтобыохрана покинула стоявшие по углам Семнадцатого блока вышки. Вероятность того,что остатки смертельного газа достигнут вышек, была минимальной, но полковникстрого следовал инструкции.

Тихий стук в дверь прозвучал для обоих мужчин удароммолотка. В комнату вошел молодой врач. Неловко улыбнувшись, он опустился наодно колено и попросил Сэма расстегнуть рубашку. На серую кожу груди лег кружокстетоскопа.

Пальцы врача дрожали.

В половине двенадцатого сидевшие за круглымстолом Гарнер Гудмэн, Гете Кэрри, Джон Брайан Гласе и двое студентов взяли другдруга за руки. Каждый произнес в душе краткую молитву за Сэма Кэйхолла, а паруминут спустя Гете прочел еще одну вслух – от имени группы. Третья, вновьбеззвучная, предназначалась Адаму.

Развязка оказалась быстрой. Стрелки часов,которые чуть более суток назад прекратили, казалось, отсчитывать время, вдругбезудержно рванули вперед.

В течение пяти минут после ухода врача Сэммелкими шагами расхаживал по комнате, а затем прислонился плечом к стене.Разговор шел о Чикаго, о фирме “Крейвиц энд Бэйн”.

– Три сотни юристов под одной крышей? – Деднедоверчиво улыбнулся. – И они еще не перегрызли друг другу глотки?

Новый стук прозвучал в одиннадцать пятьдесятпять. Три четких удара, пауза, три четких удара. Наджент.

Адам вскочил. Набрав полную грудь воздуха, Сэмстиснул зубы и поднял сжатую в кулак правую руку с выставленным указательнымпальцем.

– Слушай. Можешь войти вместе со мной, нооставаться там я тебе запрещаю.

– Об этом ты уже говорил. Я и сам не захочуоставаться.

– Умница.

Рука опустилась. Сэм шагнул к внуку, и Адамобнял его.

– Передай Ли, что я люблю ее. – Кэйхолл чутьотстранился, заглянул Адаму в глаза. – Скажешь: он думал о тебе до последнейминуты. Не пришла – значит, не пришла. Я и сам здесь не по собственной воле.

Закусив губу, Адам кивнул. Он с трудомсдерживал слезы. – Поклонись от меня матери. Удивительная женщина. Передайпривет Кармен. И еще, Адам, прости. Прости за все. Тяжелое вам досталосьнаследство.

– С нами все будет в полном порядке, Сэм.

– Знаю. Благодаря тебе я умру человекомгордым.

– Мне будет очень не хватать тебя. – В глазахАдама предательски блеснула слеза, через мгновение на лацканы пиджака упали двекрупные капли.

Дверь распахнулась.

– Там ждут, Сэм. Пошли, – с неподдельнойгрустью сказал полковник.

– Пошли! – Морщинистое лицо Кэйхолла украсилапочти задорная улыбка.

Первым двинулся Наджент, за ним – Сэм. Адамзамыкал шествие. В Камере толпились люди. Бросив взгляд на осужденного, они тутже отводили глаза в сторону. “Стыд, – подумал Адам. – Их мучает стыд”.

У простенка, за которым находилась“лаборатория”, стояли Билл Мэнди и его ассистент, рядом с ними – двоеохранников. Лукас Манн вместе с Наджентом заняли место возле двери. Склонилсянад электрокардиографом врач, все тот же парень в белом халате.

В центре Камеры холодно поблескивал свежимслоем лака металлический восьмигранник. Через раскрытую дверцу виднелосьпростое деревянное кресло с подлокотниками. Над ним тянулся ряд задернутыхчерной тканью окошек.

Воздух в Камере был абсолютно неподвижен. Сприсутствовавших градом катил пот. Двое стражей подвели Сэма к восьмиграннику:от двери до него оказалось всего пять небольших шагов. Внезапно Кэйхоллосознал, что уже сидит, и повернул голову. Где Адам? Чьи-то сильные рукипринялись застегивать ремни.

Переступив порог камеры, Адам остановился.Колени его ослабли, мышцы ног стали мягкими как воск. Затуманившимся взглядомон обвел тесное помещение, восьмигранник, аппарат ЭКГ. Камера напоминалаоперационную: свежевыкрашенные белые стены, без единой соринки пол, врач вбелом халате. Все стерильно. Из “лаборатории” доносится запах антисептика.Клиника.

“А что, если сейчас меня вырвет? Твоидействия, Наджент? Как предписывает поступать в данном случае инструкция?” –подумал Сэм.

Кожаные ремни перехватили обе его руки, затемноги, затем широкая полоса легла на лоб – чтобы, не дай Бог, во времяконвульсий казнимый не повредил голову. Готово. Полный порядок. Ничто не должнонарушить картину безупречного, высокоморального убийства.

Пятясь, охранники выбрались из Камеры, гордыесознанием исполненного долга.

Адам посмотрел на деда. Их взглядывстретились, и Сэм тут же прикрыл глаза.

Полковник что-то прошептал врачу, тот подошелк деревянному креслу и пластырем закрепил на груди Кэйхолла тонкий проводок сэлектродом.

Сделав шаг к дверце восьмигранника, Лукас Маннразвернул сложенный пополам лист.

– Сэм, по закону я должен зачитать тебеприговор.

– Тогда поспеши, – произнес Кэйхолл, почти неразжимая губ.

– В соответствии с вердиктом, вынесенным жюриприсяжных округа Вашингтон 14 февраля 1981 года, вы приговорены к смертнойказни в газовой камере тюрьмы Парчман, штат Миссисипи. Да упокоит Господь вашудушу.

В полной тишине Манн снял трубку ближайшего издвух установленных на стене Камеры телефонов и связался с секретаршей. “Никакихраспоряжений об отсрочке не поступало”, – ответила та. Второй аппарат напрямуюсоединял Камеру с офисом генерального прокурора. Аппарат молчал. Начиналсяновый день, среда, 8 августа. Тридцать секунд первого.

– Без перемен, – сообщил Лукас Манн Надженту.

Негромкая фраза эхом отразилась от стенКамеры. В последний раз Адам бросил взгляд на деда. Кулаки Сэма были сжаты,глаза закрыты, губы едва заметно двигались, беззвучно выговаривая словамолитвы.

– Можно продолжать? – спросил полковник.

– Да. – В голосе Манна звучала горечь. Наджентприблизился к металлической дверце.

– Последнее слово, Сэм?

– Его не будет. Выстави отсюда Адама.

– Хорошо.

Полковник медленно закрыл дверцу. Толстаярезиновая прокладка не позволила ей лязгнуть. Кэйхолл поджал губы. Ну же,быстрее!