территорию страны. Тайная полиция не гнушалась прибегать к помощи криминальных авторитетов для устрашения и уничтожения диссидентов в стране и за рубежом. Некогда тайный агент, печально знаменитый Аркан прошел путь от бандита до политического экстремиста. Похожая судьба была у Бели и Гишки, примкнувших к националистическому лидеру Вуку Драшковичу. Сам Гишка признавался: «Во всем мире в национально-освободительных движениях первыми на линию огня выходили патриотически настроенные уголовники. Мы сделали для победы столько, сколько не сделал никто другой» (Knezevic, 1995).

Но в 1990 г. гораздо важнее был исход выборов. Социалистическая партия Милошевича (СПС) выступала за умеренный реформаторский национализм: «компактная» федерация должна была защитить сербов. Лишь после распада государства Милошевич начал вынашивать план изменения границ для защиты сербских меньшинств. Это должно было стать его Планом Б. У СПС на выборах был сильный административный ресурс, поскольку партия унаследовала кадровый аппарат коммунистов и держала под контролем радио, телевидение, полицию и контрразведку. Оппозиция не успела подготовиться к второпях объявленным выборам. В отличие от других республик, выборы в Сербии были лишь отчасти демократическими.

Крупнейшие оппозиционные партии оказались еще более националистическими, чем сам Милошевич. Именно поэтому нельзя винить за агрессию исключительно сербского лидера, как это делают Сигар (Cigar, 1996) и Ганьон (Gagnon, 1997), хотя Снайдер (Snyder, 2000) с ними не согласен. Главный соперник Милошевича Вук Драшкович требовал «объединения всех сербских земель» и предъявлял территориальные претензии соседним республикам. Он заявлял: «Все, кто любит Турцию (то есть мусульмане), пусть убираются в Турцию. Я лично отрублю руку тому, кто поднимет зеленое знамя пророка». Националистические партии рождались в лоне культурно-просветительских православных обществ, как Общество святого Саввы (названо в честь сербского великомученика), которые взывали к истреблению безбожных коммунистов и к возрождению Великой Сербии. Сербские националисты уверяли, что мусульмане, по сути, являются сербами, точно так же как и Туджман настаивал, что они хорваты. Это давало каждой стороне гипотетический шанс отхватить себе половину Боснии. В отличие от СПС и националистов, либерально-демократические партии начинали с чистого листа — у них не было массовой низовой организации. Либерал-демократы выросли из творческих объединений интеллектуалов и специалистов в Белграде и других крупных городах с высокой прослойкой среднего класса. Среди этнических меньшинств либералы закрепиться не сумели. Они осуждали Милошевича как популистского диктатора, выступали за федерацию и автономию для меньшинств. Но и они соглашались с тем, что, если федерация распадется, Сербия должна раздвинуть границы, чтобы взять под крыло всех сербов (Goati, 1995: 76). Практически все сербские партии грешили этнонационализмом. Принятый ими План А предусматривал реформированную асимметричную федерацию, способную защитить сербов, — генератором этой идеи была Сербская академия наук. На случай провала Плана А существовал и План Б — Великая Сербия. Предвыборные опросы показали, что самым большим злом избиратели считали власть коммунистической партии, а наибольшие надежды народ возлагал на экономические реформы, повышение уровня жизни, хорошие отношения с другими государствами, но не в ущерб государственной безопасности Сербии. Агрессивному национализму не было места. Ястребы войны редко выигрывают выборы. Неистовый Драшкович мог до умоисступления повторять свои антикоммунистические и националистические мантры, но не мог предъявить внятной экономической программы и постоянно путался в этнических вопросах. Уязвимой стороной Милошевича было его коммунистическое прошлое, но он набирал очки как стойкий и выдержанный защитник сербских интересов и компетентный хозяйственник (Vreme, 6 янв. 1992). Каждая партия опиралась на свой электорат, как это происходит на всех выборах.

За Милошевича проголосовали главным образом пожилые сербы с не очень высоким образованием, рабочие и крестьяне (голоса безработных распределились между разными партиями), работники общественного сектора, жители сельской местности, особенно из отсталой южной части страны. Контроль Милошевича над телевидением дал ему фору перед соперниками в сельских районах среди малообразованного населения, у которого не было доступа к другим средствам информации. Его электорат больше всего желал спокойной и сытой жизни. Опросы также показали, что избиратели-члены СПС выступали как государственники и сторонники сильной руки. Электорат либерал-демократов был принципиально иным. Они с трудом завоевывали голоса среди национальных меньшинств, с большим успехом привлекая средний класс, образованных людей, жителей Белграда и других крупных городов. СПС издевательски называла их «космополитами, которым не дано разглядеть Сербию из центра Белграда». Либералы в отместку называли социалистов «националистами с белградских холмов». Среди сторонников СПС и либерал-демократов были в равной доле и мужчины и женщины. За националистические партии проголосовало немного больше мужчин, электоральная поддержка распределилась поровну среди разных социальных групп, горожан и жителей села. Самую массовую поддержку националистам выразили этнические сербы из других республик и сербские беженцы, особенно из Косова. Их национализм был много радикальнее, чем у электората СПС.

В ту пору Милошевич производил впечатление центриста, умело лавировавшего между радикальным национализмом и космополитическим либерализмом. СПС провозгласила: «Мы — правильный выбор для тех, кто хочет жить в мире, а не в национальной вражде и междоусобных конфликтах; для тех, кто желает своим детям светлого утра, а не темной ночи тревог и братоубийственных войн; для тех, кто хочет жить плодами своего труда; для тех, кто в свободе других видит и собственную свободу». Милошевича подняли на щит те, кого страшили перемены и анархия, кто верил в силу и помощь государства, кто дрейфовал в сторону национализма.

Лозунг СПС «С нами надежно» был особенно популярен[85]. В то время Милошевич был полуавторитарным вождем, но не экстремистом. Но и сам политик, и его электоральная база склонялись в сторону единства этатизма и национализма, что ставило во главу угла национальные, а не классовые отношения и потенциально угрожало насилием. Большинство сторонников Милошевича сохранили ему верность до конца. С другой стороны, опросы, проведенные газетой Vreme в 1992 г., свидетельствуют о постепенном падении популярности СПС в больших городах, на севере страны и среди образованной части населения. Только 15 % белградцев поддерживали социалистов по сравнению с 51 % на юге Сербии. Это означало, что Милошевич становился все более зависимым от социальной базы сербского национализма. Мажоритарная выборная система относительного большинства («первого пришедшего к финишу») и бойкот выборов в Албании принесли партии Милошевича 46 % голосов и 77 % мест в парламенте.

Лидер объединил в своих руках и исполнительную, и законодательную власть. Но свыше 90 % сербов, пришедших на выборы, поддержали и другие партии, которые предложили схожий План А, план «компактной» федерации, с чем никогда бы не согласились ведущие партии других республик. Радикалы ратовали за План Б — расширение границ Сербии в том случае, если федерацию сохранить не удастся. В бурном 1991 г. велись нескончаемые переговоры между республиками, при этом все крупные сербские партии выступали