– Как ты можешь такое про меня говорить?

– А что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Я хочу снова быть центром чьей-то жизни, Анита. Центрдля Жан-Клода – ты. Твой теперь там, где Натэниел и Мика. – Он схватилменя за руки, приблизил ко мне лицо – глаза в глаза. – Я ни для кого недорог, и это невыносимо. – Он засмеялся, но когда он открыл глаза, в нихблестели слезы. – Да, глупо и по-детски. И очень эгоистично.

– Дело же не в том, чтобы быть с мужчинами илиженщинами? – спросила я. – Дело в том, что никто из мужчин, которых явыбираю, никогда не поставит тебя в центр своего мира.

– Я хочу, чтобы меня любили, Анита, и когда-то этобыло.

– Джулианна, – тихо сказала я.

Он кивнул:

– Когда-то это был Жан-Клод, но он никогда не будет такистинно любить другого мужчину, как любит женщину. Вкусы и требования Белльпосылали нас в объятия других мужчин, но Жан-Клод никогда не могудовлетвориться только мужчинами. Он более всего – любитель женщин.

– А ты? – спросила я, потому что он, кажется,ожидал этого вопроса.

– Я думаю, если бы попался такой мужчина, как нужен, ябы любил его и был доволен, но то же самое относится и к женщине. Я любви ищу,Анита, а не того, во что она упакована. Мне всегда больше было нужно внимание,чем Жан-Клоду. Я стал искать женщину себе в слуги, когда понял, что Жан-Клодникогда не будет удовлетворен только мужчинами. Только мною.

Я не знала, что сказать на звучащее в его голосе страдание.Эмоциональное бремя, которое он на себе тащил двести или триста лет, а я сейчасдолжна все исправить или хотя бы улучшить, а как? Как мне это сделать?

Я почувствовала, что Дамиан ко мне тянется, и меня шатнуло –Ашеру пришлось подхватить меня.

– Я истощаю Дамиана.

– Тогда мне надо перестать капризничать и дать тебенасытиться.

– Я действительно хочу тебя, Ашер. Я действительнолюблю тебя. Но сейчас у меня нет времени…

– Возиться с моими травмами, – закончил он заменя.

– Заниматься с тобой любовью так, как мне хочется.

Он всем лицом показал недоверие.

– Мы должны покончить с кормлением и вернуться наприем, но для меня ты не пища на аварийный случай. Не общее имущество сЖан-Клодом. Ты мне дорог сам по себе, Ашер, вот как есть. У меня нет временидоказать тебе это сегодня, но потом я попробую.

Он притянул меня к себе, покрепче, и прошептал мне в волосы:

– Потом будешь питаться от следующего, потому что мояочередь уже миновала.

Я отодвинулась заглянуть ему в лицо и сказала:

– А ты вспомни, что впервые мы с тобой занималисьлюбовью не потому, что надо было питать ardeur. А потому, что я этого хотела –мы с Жан-Клодом этого хотели.

– Ты это сделала, чтобы защитить меня от агентов БелльМорт.

– Да, мы это сделали, чтобы Белль Морт не моглапризвать тебя к себе, чтобы по ее правилам ты стал нашим, но ты до сих пор –единственный из новых мужчин моей жизни, с которым у меня был секс ради заботыо нем, а не ради прокормления ardeur'а.

– Заботы?

Я кивнула:

– О том, кого любишь, заботишься.

Он улыбнулся, и это была редкая улыбка – от которой онказался страшно молодым, как будто эта улыбка – все, что осталось от юноши,бывшего сотни лет назад.

– Невозможно любить всех мужчин твоей жизни, Анита.

– Нет, – согласилась я. – Но я люблю тебя. Ялюблю Жан-Клода.

– И Мику, и Натэниела, – добавил он.

Я кивнула.

– И Лондона, и Реквиема.

Я покачала головой:

– Нет. Их – нет.

– Почему? Они красивы, они идеальны.

– Красивы, но не идеальны. Реквием половину времениходит мрачный, как туча. Лондон – что-то в нем меня смущает.

– Почему?

– Не знаю точно. Может быть, потому что он даже мне неособо нравился, а я имела с ним секс.

Я ощутила, как Дамиан падает на стол, за которым сидит.Натэниел ухватил его за руку, не дал упасть. Ашеру пришлось так же подхватитьменя.

– Надо тебе питаться, – сказал он.

Я кивнула.

– Тогда на сегодня мы поговорили. Сегодня я буду о тебезаботиться, потому что так и поступаешь, когда кого-то любишь.

У меня щеки запылали, хотя я и не совсем поняла, почему.

Он засмеялся – не колдовским вампирским смехом, а оченьмужским. Когда слышишь такой смех, понимаешь, что ты ему польстила в чем-точисто мужском.

– В чем дело? – спросила я, не глядя на него,потому что знала, что тогда еще сильнее покраснела.

– Ты покраснела, когда я сказал, что люблю тебя.

Я кивнула и попыталась произнести посуровее:

– И что?

– Теперь я знаю, что ты меня любишь.

Тут я подняла на него глаза:

– Только потому, что я покраснела?

Он кивнул.

– Я часто краснею.

Он охватил меня кольцом своих рук.

– Да, но на этот раз – для меня. – Он поцеловалменя в лоб. – Я бы хотел тоже насытиться, пока будешь насыщаться ты.

– Ты еще не питался сегодня?

– Нет, еще не просыпался голод по крови.

– Но ведь это необычно?

– И очень.

– Тогда пей. – Я задумалась. – Хотя, кажется,у меня кончаются места для свежих ран от клыков.

Он коснулся моей шеи сбоку, где остались следы клыковРеквиема, провел пальцами по выпуклости груди, запустив их чуть под крайкорсета, до места, где пришелся укус Лондона. Еще ниже, коснулся соска, и отодного этого прикосновения я не могла сдержать тихого стона.

Он снова засмеялся тем же польщенным смехом. Его рука легламне на бедро, раздвинула ноги, нашла укус Жан-Клода глубоко внутри бедра.

Мой голос прозвучал с придыханием:

– Откуда ты знал, что это там?

– Учуял по запаху, – шепнул он. – Ты готова?

Я кивнула, не доверяя своему голосу.

– Тогда смотри на меня, Анита, смотри мне в глаза.

Я медленно подняла взгляд, и увидела, что его глаза полнысветом, похожим на синий лед, блестящий под зимней луной – переливающиеся тении блеск. Его глаза завораживали.

Он нес меня на руках, а я не помнила, как он поднимал меня.

– Куда мы? – спросила я.