— Возможно, ты прав, — бесцветно отозвался Марио.

— Куда ты собрался?

— Никуда. Спи.

— Марио, я не имел в виду…

— Заткнись и спи.

Томми понимал, что любое слово сейчас только ухудшит ситуацию, поэтому снова растянулся на кровати. И в воцарившемся долгом молчании вдруг сообразил, что ничего не сказать будет еще хуже. Все эти излюбленные приступы отстраненности и неожиданные «оставь-меня-в-покое» были просто рефлексом, берущим, вероятно, корни из циркового детства, когда любая потребность во внимании и утешении постоянно откладывалась до конца представления или сезона. Теперь любое сочувствие ставило Марио в неловкое положение. Для него было важно выглядеть так, будто ему вообще не нужны ни тепло, ни внимание. Марио успел обуться, натянуть джинсы и был уже почти за дверью, когда Томми вскочил и бросился за ним.

— Немедленно возвращайся, идиот! Ты знаешь, что я ничего такого не хотел. Не будь дураком. Проклятье, Марио, мне теперь что, садиться и писать долбаный список вещей, которых боюсь я?

Марио расслабился, заулыбался и позволил вернуть себя в кровать. Уже засыпая, Томми обреченно подумал: «Я никогда не говорил, чего иногда боюсь больше всего. Тебя». И он знал, что, пока не наберется духу высказать это Марио, их отношения никогда не наладятся.

ГЛАВА 6

Был последний день уходящего года. К ужину приехала Барбара, но даже Томми дом казался пустым. Люсия, бегающая между гостиной и кухней, с полдесятка раз сообщила всем, кто попадался на пути, что это и на Новый год не похоже.

Она позвала Марио открыть бутылку вина — что по идее делало день праздничным — но дом все равно был полон призраков. Во всяком случае, Марио, молчаливый и хмурый, выглядел так, будто видел их в каждом углу.

Но к тому времени, как все переоделись в чистое к ужину, никто не заговаривал о недостающих именах. Они уже спускались, когда Марио прислушался.

— Машина, что ли? Может, Лисс и Дэвид из Сан-Франциско приехали? Лу хотя бы будет веселее.

Зазвонил звонок. Марио ускорил шаги.

— Но Лисс не стала бы звонить…

Люсия была уже внизу. Будучи еще на лестнице, Томми услышал ее восторженное восклицание и увидел, как она кидается обнимать Джонни. Когда он отпустил ее, Люсия вся светилась. Томми всегда подозревал, что если у нее и есть любимчики среди детей, так это Джонни. Хотя Люсия сильно беспокоилась из-за пропажи Марио, его она встречала далеко не так бурно.

— Мэтт, иди сюда, смотри…

— Мэтт? Он здесь?

Джонни быстрым шагом подошел к лестнице и заключил брата в объятия.

— Эй, дружище, я так и знал, что ты появишься, — сказал он, держа Марио за плечи и внимательно его разглядывая. — Где ты шатался? В тюрьме сидел, что ли?

— Вроде того. Потом как-нибудь расскажу, ладно? Рад тебя видеть, Джок.

Джонни протянул руку Томми.

— Привет, парень. А ты где пропадал?

— В армии, — ответил Томми.

Джонни, все такой же стройный, ясноглазый и неугомонный, походил на студента колледжа.

— А ты чем занимался?

— Ты что, нас не видел? Сетевое шоу, его везде крутили. «Дни и ночи цирка».

— Лисс что-то рассказывала, — сказал Марио. — Только там, где я был, не было телевизора.

— Ну и ладно, — Джонни выглядел расстроенным. — Зря ты так надолго исчез. Мы делали отдельный выпуск про Барни Парриша и тройное сальто. Джим больше не летает, остались только ты да Саймон Барри, а у него совершенно нет стиля!

Я хотел пригласить тебя, но ты куда-то испарился.

— Ради Бога, Джонни, ты в доме и десяти минут не пробыл, а уже налетел на брата, — укорила Стелла. — Привет, Марио. Рада, что ты вернулся!

— Вот если бы я тебя нашел, — не успокаивался Джонни, — ты мог бы прогреметь по всему Побережью! Какое было бы возвращение! С тройным…

— Я не делал тройного с тех пор, как разошелся с Лионелем, — перебил Марио.

— Ты не… — Джонни уставился на него с открытым ртом.

— Оставь его, Джонни, — твердо велела Стелла. — Иди вынеси сумки из машины.

Она протянула Томми обе руки. Стелла была дорого одета, носила красивую прическу и — впервые на памяти Томми — макияж. Он подумал, что если бы увидел ее где-нибудь, то наверняка не узнал бы. Но затем Томми взял ее за руки, и наваждение рассеялось: твердые мозолистые ладони гимнаста, сухие от канифоли, и короткие ногти. Под слоем лет, успеха и дорогой одежды скрывалась прежняя Стелла, его Стелла — как в те времена, когда они оба были чужими детьми в странной чужой семье. Почувствовав, наконец, что действительно оказался дома, Томми крепко обнял ее.

За длинным семейным столом все еще оставалось немало пустых мест, но Люсия, с удовлетворением глядя на Джо в дальнем конце стола, заметила, что сейчас все как в старые добрые времена.

— Прошлый раз был ужасным, — сказала она. — Джонни не мог выбраться из Нью-Йорка, а Анжело был в Нью-Мексико. А где Мэтт и Томми, мы вообще не знали.

Томми поймал себя на том, что думает о Люсии Сантелли с любопытством. Марио как-то рассказывал, что, хотя ее брак длился неполных семь лет, она больше никогда не помышляла о том, чтобы выйти замуж. Папаша Тони однажды сказал:

«Наше семейство пожирает людей заживо». Оно пожрало и Люсию. Во всяком случае, она предпочла эту семью собственной. Томми мрачно подумал, что поступил так же: вместо того, чтобы обзавестись собственной семьей, вернулся в приемную. Джо, как старший, разливал вино. Мир мог меняться, но Сантелли оставались прежними.

— Чем вы займетесь летом, Джонни? — спросила Люсия. — Вернетесь к Старру?

— В этом нет будущего. Тот цирк, который мы знали, мертв.

— Не верю, — заспорила Люсия.