– Совершенно согласен с Оуэном, – сказалСкотт. – Вы должны встретиться с ней. Непременно. Уверен, что в глубинедуши вы понимаете необходимость прямого контакта, и подтверждением тому вашеповедение на кладбище – совершенно правильное, надо сказать.

– Нет, – возразил я, – неоправданноопрометчивое.

– Эрон, эта женщина талантливый и добросовестный врач.И в то же время она способна убивать на расстоянии. Неужели вы полагаете, чтоона делает это сознательно и с радостью? Однако…

– Однако что?

– Если она знает о своем даре, прямой контакт с нейвесьма опасен. Признаюсь, на вашем месте я тоже не знал бы, как поступить.

Еще раз обдумав ситуацию, взвесив все «за» и «против», явсе-таки принял решение не встречаться с Роуан. Все сказанное Гандером и Рейнольдсомсправедливо, но относится к области догадок и предположений. Насколькоосознанными были убийства, мы не знаем. Возможно, доктор Мэйфейр не несетпрямой ответственности ни за одну из шести смертей.

Кроме того, мы не могли быть уверены в том, что изумрудкогда-либо перейдет в руки Роуан Мэйфейр, равно как и в том, что она вернется вНовый Орлеан. И у нас не было фактов, подтверждающих ее способность видетьпризраков или способствовать материализации Лэшера… Да, конечно, предполагатьможно все, что угодно, но… предположения это всего лишь предположения, неболее…

Упрямые факты говорили иное. Мы имеем дело с блестящимхирургом, ежедневно спасающим человеческие жизни. С женщиной, которой пока некоснулось темное облако, висящее над особняком на Первой улице. Фактом остаетсяи то, что она обладает даром убивать на расстоянии и может – сознательно илинепреднамеренно – воспользоваться им в любой момент. Если это произойдет, нашавстреча станет неизбежной.

– Значит, вы будете ждать следующего покойника? –саркастически уточнил Оуэн.

– Надеюсь, покойников такого сорта больше небудет, – сердито откликнулся я. – И потом, если она даже неподозревает о своем даре, то едва ли поверит и нам.

– Предположения… – вздохнул Оуэн. – Опятьодни только предположения…

Итоговые заметки

По данным на январь 1989 года, Роуан Мэйфейр продолжаетуспешно работать в университетской клинике, творя чудеса за операционнымстолом, и, судя по всему, еще до конца года будет принята в штат отделениянейрохирургии в качестве лечащего врача-ординатора.

В Новом Орлеане Дейрдре Мэйфейр все так же сидит в своемкресле-качалке, устремив бессмысленный взгляд на запущенный, заросший сорнякамисад. Последнее сообщение о появлении «рядом с ней симпатичного молодогочеловека» – Лэшера – мы получили всего лишь две недели назад.

Карлотте Мэйфейр уже почти девяносто. Волосы ее совсемпоседели, хотя прическа остается неизменной вот уже пятьдесят лет.Молочно-белая кожа и опухшие лодыжки – тоже своего рода свидетельства возраста.Однако голос Карлотты по-прежнему тверд, в чем ежедневно имеют возможностьубедиться служащие ее офиса. Карлотта проводит там четыре часа, потом береттакси и возвращается домой. Иногда она позволяет себе ленч в кругу болеемолодых коллег.

По воскресеньям Карлотта Мэйфейр посещает мессу, причем дочасовни всегда идет пешком. Соседи неоднократно выражали готовность отвезти еетуда – как, впрочем, в случае необходимости и в любое другое место – на машине,но она каждый раз отказывалась, говоря, что предпочитает прогуляться по свежемувоздуху, ибо это полезно для здоровья.

Когда осенью 1987 года умерла сестра Бриджет-Мэри, Карлоттаприсутствовала на погребальной церемонии. Ее сопровождал Джеральд Мэйфейр,правнук Клэя. Говорят, она очень благоволит к этому молодому человеку инамеревается именно ему поручить заботу о Дейрдре, в случае если Богу будетугодно, чтобы она, Карлотта, предстала перед ним раньше.

Насколько нам известно, Роуан Мэйфейр по-прежнему не знакомани с кем из своих родственников и ничего не знает о прошлом своей семьи.

– Элли всегда боялась, что настанет день, когда Роуанзахочет выяснить, кто ее настоящие родители, – совсем недавно рассказывалаГандеру одна из приятельниц Элли. – Мне кажется, за всем этим стоиткакая-то страшная семейная тайна. Элли не вдавалась в подробности и толькооднажды сказала, что девочку необходимо любой ценой оградить от прошлого.

Что касается меня, то я готов наблюдать и ждать сколькопотребуется, ибо чувствую себя в долгу перед Дейрдре. Тот факт, что она несобиралась отказываться от дочери, совершенно очевиден, равно как не подлежитсомнению и ее желание обеспечить Роуан в будущем нормальную и счастливую жизнь.Бывают моменты, когда я с трудом подавляю в себе желание уничтожить досьеМэйфейрских ведьм, ибо ни одна другая работа не принесла нам столько боли истрадания, не заставила столкнуться с такой вопиющей жестокостью. Конечно, японимаю, что такой поступок совершенно недопустим. Руководство Таламаскиникогда не даст на это согласия, а за своеволие прощения мне не будет.

Вчера вечером я завершил черновой вариант заключительныхзаметок, а ночью увидел во сне Стюарта Таунсенда, с которым при его жизни мнедовелось встретиться лишь однажды, когда я был еще мальчиком. Мне приснилось,что он пришел в мою комнату и очень долго говорил со мной, однако утром я смогвспомнить лишь его последние слова: «Ты понимаешь, о чем я говорю? Всепредопределено и спланировано».

Он был очень недоволен мною.

– Я не понимаю! – воскликнул я и проснулся,разбуженный собственным криком. Я огляделся и с удивлением увидел, что вкомнате, кроме меня, никого нет, что беседа со Стюартом была только сном.

Но я действительно многого не понимаю. Не понимаю, почемуКортланд пытался убить меня. Ради чего такой человек, как он, решилсяприбегнуть к столь крайней мере? Я не знаю, что на самом деле случилось соСтюартом. Не знаю, почему Стелла в отчаянии умоляла Артура Лангтри увезти ее изособняка на Первой улице. А что сделала Карлотта с Антой? Правда ли, чтоКортланд – отец Стеллы, Анты и дочери Дейрдре? Вопросы, вопросы, вопросы…Ответов на них я не знаю до сих пор.

Однако в одном я совершенно уверен. Настанет день, когдаРоуан Мэйфейр, несмотря на клятву, данную ею Элли, вернется в Новый Орлеан. Иесли это произойдет, она захочет узнать правду. Боюсь, что я единственный – мывсе в Таламаске единственные в своем роде, – кто сможет в полном объемеповедать ей печальную повесть – историю семейства Мэйфейр.

Эрон Лайтнер,

Таламаска,

Лондон,

15 января 1989 г.