своей поддержке единства нации[30]. Парламентская фракция СДПГ отреагировала на «Десять пунктов» Коля аналогичным образом и открыто аплодировала канцлеру.

Оскар Лафонтен, премьер-министр земли Саар, который, будучи кандидатом от СДПГ на пост канцлера, имел хорошие шансы победить на выборах в бундестаг в 1990 году, считал объединение Германии анахронизмом. Он считал национальное государство в целом, и особенно германское национальное государство, исторически устаревшим. «Вопрос о воссоединении для нас решен, – заявил Лафонтен через две недели после 9 ноября. – СДПГ выступает за европейское объединение <…> Национальное государство старого образца все больше утрачивает свое значение». Лафонтен не принял и тот контраргумент, что массовая эмиграция восточных немцев на Запад означала воссоединение снизу. Для того чтобы замедлить волну эмиграции, возможно, придется изменить действующий закон о гражданстве, дабы граждане ГДР, прибывающие в ФРГ, не могли получить доступ к западногерманским социальным льготам, сказал он. Главной целью в его понимании было создание равных условий жизни на Востоке и Западе, а не национальное объединение. Однако эта позиция вызвала жаркие споры в СДПГ, и в последующие недели сторонники объединения одержали верх над Лафонтеном. Разногласия в СДПГ, безусловно, отражали состояние западногерманского общественного мнения в целом[31].

Неприятие объединения было еще более явным среди «Зеленых», ведь они в течение многих лет поддерживали тесный контакт с гражданскими движениями в ГДР, Польше и ЧССР и теперь выступали против попыток переосмыслить демократическое движение в Восточной Германии как движение за воссоединение. «То, что появляется в ГДР, – заявила депутат бундестага Антье Фольмер, – это первая демократия на германской земле, завоеванная самостоятельно, которую не принесли нам ни война, ни державы-победители». Однако позиция федерального правительства, говорящего о «победе западных ценностей», отражает «новый, западногерманский национализм, западногерманский шовинизм процветания». Его носители полагают, «что основным мотивом стремления восточных немцев к свободе является желание подключиться к западным телесетям и бесплатно ездить по германским автобанам». Однако, по словам Фольмер, разговоры о воссоединении сегодня «исторически устарели как никогда». ГДР больше не является тем тоталитарным режимом, отказывать которому в признании было необходимо уже хотя бы потому, что он лишил свое население основных прав. Теперь в стране существует независимое «реформаторское движение, которое яростно настаивает на своей воле, своей самостоятельности и своей истории <…> Теперь, в этой ситуации, говорить о воссоединении – значит постулировать и предполагать провал движения за реформы»[32].

Эта позиция «Зеленых» совпадала с позицией большинства оппозиционных групп в ГДР. До весны 1990 года они однозначно отвергали воссоединение. Новый форум, например, заявил: «Для нас воссоединение не является проблемой, поскольку мы исходим из двухгосударственной природы Германии и не стремимся к установлению капиталистического общественного строя. Мы хотим перемен в ГДР»[33]. А Маркус Меккель заявил при основании Социал-демократической партии ГДР в октябре 1989 года: «С учетом европейской констелляции, сложившейся после 1945 года, разговоры о воссоединении крайне непродуктивны и в основном ориентированы на прошлое». Если движение за реформы будет успешным, сказала Антье Фольмер в бундестаге, то ГДР останется независимой и будет искать свой собственный путь – такова была перспектива, намеченная как «Зелеными», так и оппозиционными группами ГДР. Но реплика одного депутата от ХДС в бундестаге указала на фундаментальную проблему, заложенную в этой позиции: «Дайте людям самим решать!»[34]

ДЕМОС И ЭТНОС

Перемены стали заметны уже на демонстрации в Лейпциге в понедельник 13 ноября. Впервые на транспарантах можно было прочитать «Воссоединение!». Можно было увидеть германские флаги без молота и циркуля, а скандирующие выкрикивали «Германия – единая отчизна!» – слова из государственного гимна ГДР, который из‑за этой строки больше не разрешалось публично петь. С каждой неделей протестующие все меньше требовали реформирования ГДР и все больше – единства Германии. После визита Гельмута Коля в Дрезден 19 декабря эти тенденции превратились в массовое движение. Выступая на площади перед церковью Фрауэнкирхе перед десятками тысяч граждан, приветствовавших его бесчисленными германскими флагами, Коль говорил о заслугах гражданского движения ГДР и о будущем немцев. Здесь нужно действовать с умом и с чувством меры и не создавать завышенные ожидания, объяснил Коль. «Однако моей целью остается – когда исторический момент это позволит – единство нашей нации»[35].

Энтузиазм масс после этих слов был настолько необычайным, что никто не мог сомневаться в том, о чем идет речь: «Самоопределение» означало воссоединение, это было очевидно. Революция в Восточно-Центральной Европе продолжала расширяться. Коммунистический режим в ЧССР был тоже свергнут, 29 декабря президентом Чехословакии был избран Вацлав Гавел. В Болгарии глава партии и правительства Живков потерял власть. В Румынии в рождественские дни произошли кровавые столкновения, в ходе которых военные расстреляли главу государства Чаушеску и его жену. В течение нескольких месяцев коммунистические диктатуры в Восточно-Центральной Европе были сметены и заменены демократическими правительствами различного происхождения. Этот европейский контекст придал дополнительную легитимность и импульс событиям в ГДР. Стремление к единству Германии стало частью общеевропейского массового движения за свободу и демократию. События в Германии приобрели значение, выходящее за рамки страны. Отдельное, исключительно германское движение за единство, вероятно, не встретило бы одобрения в Европе[36].

А разваливающаяся СЕПГ теперь пыталась удержаться у власти путем переговоров с оппозицией за круглым столом, но ее бастионы рушились все быстрее и быстрее. Самым ярким признаком этого стал штурм штаб-квартиры Министерства государственной безопасности 15 января демонстрантами. Массы представителей гражданского движения разгромили здание Штази – это было выражение той бессильной ярости, которая копилась десятилетиями против этого страшного штаба слежки и террора, насчитывавшего более ста тысяч сотрудников.

Круглый стол был прежде всего явлением, характерным для фазы перехода от старого порядка к новому. А поскольку в те времена все менялось почти с бешеной скоростью, это явление вскоре стало восприниматься как анахронизм. Следует признать, что в начале января в правительство Модрова вошли даже представители гражданского движения. Но для проведения далеко идущих реформ, и особенно для разработки новой конституции ГДР, не хватало не только власти и ресурсов, но также легитимности и времени. На круглом столе доминировала идея медленного процесса демократизации ГДР и гармонизации условий жизни – возможно, растянутого на годы. Как минимум три фактора говорили против этой концепции: во-первых, массовое движение населения ГДР теперь ясно и все громче заявляло о своем стремлении к скорейшему воссоединению. Во-вторых, оппозиционные группы с их идеями реформированной ГДР, в которой, возможно, будет опробована новая, демократическая версия социализма, быстро теряли поддержку. Лозунгом, доминировавшим на демонстрациях, теперь уже было не «Мы – народ», а «Мы – один народ»,