согласился[42]. Связь между экономической поддержкой и политической уступкой была здесь совершенно очевидна, и правительство ФРГ осознавало, что эта связь может быть использована и в других вопросах. На встрече с Колем в Москве 10 февраля 1990 года Горбачев признал, что «между Советским Союзом, ФРГ и ГДР не было разногласий по поводу единства и права народа стремиться к этому единству и решать вопрос о его дальнейшем развитии <…>. Немцы в ФРГ и ГДР должны будут сами решить, по какому пути им идти»[43]. Потом Горбачев согласился и на предложение США провести необходимые переговоры о пути к единству Германии на конференции четырех держав-победителей с двумя германскими государствами, – это была встреча в формате, за которым быстро закрепилось название «два плюс четыре». Однако Кремль строго исключал возможность вступления объединенной Германии в НАТО.

– Затем, 24 и 25 февраля, во время визита Коля в США, американское и западногерманское правительства скоординировали свои дальнейшие действия. Здесь было достигнуто определенное разделение труда: США обещали повлиять на процесс «два плюс четыре» таким образом, чтобы исключить задержки и учесть интересы Германии. В ответ Германия приняла позицию США, согласно которой объединенная Германия должна быть членом НАТО. Здесь стал очевиден уже явно изменившийся баланс сил. Решено было учитывать, где возможно, интересы Советского Союза и дальнейшего существования правительства Горбачева, однако не позволять советской стороне оказывать слишком большое влияние. «К черту! – заявил Буш во время этой неформальной и необычно открытой беседы с Колем. – Мы взяли верх, а не они. Мы не можем позволить Советам превратить поражение в победу». Коль видел еще один момент: не исключено, заметил он Бушу, что «согласие Советов могло зависеть только от денег», поэтому необходимо оказать давление на Советский Союз, чтобы он сразу назвал «свою цену»[44].

Помимо вопроса о НАТО, на этой встрече администрация США также принципиально прояснила свою позицию по проблеме западной границы Польши. Упорный отказ Коля сделать окончательное заявление по этому поводу вызывал растущее раздражение среди союзников и привел к тому, что боннское правительство оказалось в значительной изоляции по этому вопросу. После долгих и очень противоречивых переговоров здесь, наконец, было достигнуто соглашение, согласно которому польские границы будут заранее определены на конференции «два плюс четыре» как предварительное обязательство по международному праву для объединенной Германии. В то же время оба германских парламента после выборов 18 марта должны были выпустить идентичную декларацию, согласно которой право поляков жить в нерушимых границах не будет подвергаться сомнению со стороны немцев ни сейчас, ни в будущем. После воссоединения это должно быть окончательно урегулировано соответствующим договором о границе с Польшей. Коль согласился на это, прекрасно понимая, что в его партии это решение будет нелегко провести. Ведь помимо пограничных вопросов свою роль играла и проблема репараций. После заключения Лондонского долгового соглашения вопрос о репарациях был отложен до заключения мирного договора. Однако, поскольку переговоры в формате «два плюс четыре», несомненно, будут носить характер обсуждения мирного договора, правительство Германии теперь прилагало все усилия, чтобы не выносить вопрос о репарациях на повестку дня, так как опасалось, что столкнется с непредсказуемыми требованиями. Польская сторона была особенно озабочена индивидуальной компенсацией гражданским подневольным работникам и узникам концлагерей. Канцлер Коль и его чиновники неоднократно отвечали на эти требования, указывая на то, что ФРГ уже выплатила более ста миллиардов германских марок в качестве компенсации. Коль скрыл тот факт, что эти выплаты были сделаны в основном в соответствии с положениями Федерального закона о компенсациях, который распространялся только на немцев; иностранные жертвы национал-социализма не имели права на компенсацию. В 1953 году было достигнуто соглашение о том, что их претензии когда-нибудь будут урегулированы в мирном договоре. Если бы переговоры «два плюс четыре» рассматривались как переговоры о заключении мирного договора, то германскому правительству фактически угрожали бы требования о компенсации в непредсказуемых масштабах. С оговоркой «признание границ в обмен на отказ от репараций» германскому правительству наконец-то удалось исключить вопрос о репарациях из уравнения. Вопрос о компенсации подневольным работникам, как было заранее оговорено, должен был решаться отдельно[45]. Этими соглашениями были установлены важнейшие ориентиры, которые и послужили основой для переговоров в формате «два плюс четыре», начавшихся в Бонне 5 мая.

– Изменение позиции Горбачева по вопросу о членстве объединенной Германии в НАТО произошло в период с марта по июнь 1990 года. Советское правительство рассматривало свое согласие на воссоединение Германии и переговоры в формате «два плюс четыре» как максимально возможную уступку, но категорически отвергло расширение НАТО до польской границы – по военно-политическим причинам, а также из соображений заботы о советском населении, которое восприняло бы расширение НАТО на территорию ГДР как признание поражения СССР в холодной войне. Однако весной 1990 года внутриполитический кризис в Советском Союзе достиг такой остроты, что эта позиция, наконец, начала ослабевать. Все экономические показатели – промышленное производство и инвестиции, а также производительность и внешняя торговля – демонстрировали спад. Проблемы во многих регионах теперь были даже с молоком и мясом; согласно официальной потребительской статистике, 1000 из 1300 товаров повседневного спроса были недоступны. С прекращением поставок в государственные магазины расширился черный рынок. И без того широко распространенная бедность стала еще более вопиющей и к тому же публично заметной. В украинском Донецком угольном бассейне более полумиллиона шахтеров объявили забастовку. Тем временем политику реформ Горбачева во многих местах называли «Катастройкой»[46]. Однако в советском правительстве были разногласия по поводу экономической политики. Радикальные реформаторы представили программы немедленного преобразования государственной экономики в рыночную. Другие концепции выступают за медленный переход. В частности, спорным был вопрос о том, следует ли разрешить частную собственность на землю. В то же время стремление к региональной и национальной автономии продолжало набирать силу. В марте 1990 года Литва объявила о своей независимости, вскоре после этого Эстония, затем Латвия. «Государство распадается, – заметил в те дни один из советников Горбачева. – Никакого обновления не предвидится. По моим последним наблюдениям, даже Горбачев уже не верит, что „процессы“ можно контролировать»[47]. Угроза распада Советского Союза снова призвала на помощь военных и консервативные силы, которые, хотя и были в меньшинстве в партии, были настолько сильны, что слухи о предстоящем военном перевороте постоянно возобновлялись. Поэтому московское правительство жестко отреагировало на события в Литве; оно провело маневры, направило подразделения КГБ и ввело экономические санкции. Непримиримость, продемонстрированная внутри страны, немедленно вызвала проблемы извне: в США сразу же стали обсуждаться контрмеры, а сенат США принял решение пока не оказывать