— Он хочет сделать тебя своей подругой.

Я покачала головой:

— Это я слышала. Но разве он не пытался убить менядважды?

— Пытался, — кивнул Зик.

— И вдруг воспылал чувствами?

Зик снова кивнул. В полуволчьей форме этот жест выгляделстранно — будто золотистый ретривер мудро кивает головой.

— Отчего такая перемена? — спросила я.

Тот факт, что я спокойно могла задавать вопросы, когда настоле лежат фотографии Черри и Мики, был свидетельством и моего терпения, иотсутствия здравого рассудка. Будь я в здравом уме, я не могла бы сохранятьспокойствие, но я щелкнула у себя в голове выключателем, который позволял мнедумать по-626 среди ужасов. И тот же выключатель давал мне возможность убиватьбез рефлексии. Умение отключиться от собственных эмоций позволяло мне не начатьотстреливать кусочки от Зика, чтобы он назвал мне место, где держат Мику иЧерри. Кроме того, всегда есть реальная возможность заняться этим позже.Сначала поговорить разумно, а пытать, только если другого выхода нет.Сохранение энергии.

— Химере сказали, что ты универсальный оборотень, какон сам.

— Это еще что за зверь? — приподняла я брови.

— Ликантроп, который умеет принимать вид более чемодного животного.

— Не бывает, — сказала я.

От кухонной двери раздался голос Бахуса. Он старалсядержаться как можно дальше от Зика.

— Химера умеет принимать облик разных зверей. Я этовидел.

Я обернулась к Зику:

— Ладно, пусть он универсальный. Кто ему сообщил, что ятоже такая?

— Прежде чем я отвечу на этот вопрос: тут у меня вмашине неподалеку сидит одна женщина. Я бы хотел, чтобы она сюда пришла и стобой поговорила.

— Кто? — На миг вспыхнула безумная надежда, что онназовет Черри, но он ее не назвал.

— Джина.

— Джина из парда Мики?

Он кивнул.

Я глянула вверх, на стоящего над ним Бобби Ли.

— Поверим ему? Поверим, что он выйдет и вернется безсвоей банды?

Бобби Ли покачал головой. Я повторила этот жест.

— Извини, Зик, но мы тебе не доверяем.

— Тогда пошлите Калеба. — Он посмотрел налеопарда, который очень тихо сидел все это время в углу, подальше от Зика.Совсем как Бахус, если подумать. Но еще и Джил тоже жался в другом углу. Я ибез того знала, что меня окружают трусливые коты, лисы и гиены, но теперь...

— Откуда ты знаешь его имя? — спросила я.

— Я про Калеба много чего знаю.

— Объясни подробнее, — попросила я.

И тут снова зазвенел звонок. На этот раз я уже невздрогнула. Ситуация давно миновала пункт, за которым у меня кончаются нервы.Хотя пистолет уже смотрел на дверь. Можно ли это считать нервами?

Я пошла к двери, а Бобби Ли остался держать дуло у спиныЗика.

— Молись, мальчик, чтобы это не был враг, —протянул он.

Зик раздул ноздри, нюхая воздух.

— Это Джина, — сказал он.

Считайте меня параноиком, но я ему все равно не доверяла. Явыглянула в окно. На этот раз мерзких сюрпризов не было, только Джина стояла накрылечке, накинув на плечи толстую серую шаль. На улице была жара, на чертатогда нужна шаль? Я медленно выдохнула. Под такой шалью можно спрятать любойнеприятный сюрприз. Плохо.

— Зачем ей шаль? — спросила я у Зика.

— Можно сказать, послание от Химеры.

Я оглянулась на него:

— От таких разговоров дверь может и не открыться.

Зик повел плечами, и, наверное, Бобби Ли сильнее прижалдуло, потому что движение прервалось немедленно.

— Ее пытали. Химера прислал ее показать тебе, что будетс твоим леопардом, если ты со мной не поедешь.

— Зачем шаль? — спросила я снова.

Зик закрыл глаза, будто хотел отвернуться, но побоялся, чтоБобби Ли неправильно его поймет.

— Чтобы покрыть ее, Анита. Просто чтобы прикрытьнаготу. — Голос его звучал изможденно — не просто устало, аизможденно. — Пожалуйста, впусти ее. Ей очень больно.

— Судя по запаху, он говорит правду, — сказалБобби Ли.

Я вздохнула. Вряд ли можно получить более сильноедоказательство.

И я открыла дверь, оставаясь в стороне от тех, кто мог бынаблюдать со двора, пистолет наведен. Прячась за дверью, я не увидела Джины дотех пор, пока она не оказалась уже в комнате. Я закрыла дверь, и Джинавздрогнула и тут же застонала, будто ей стало больно от этого движения. Когдаона посмотрела на меня, я лишь колоссальным усилием воли смогла не вскрикнуть.Сначала мне показалось, что это у нее огромные синяки под глазами, потомсообразила, что это две полости такие глубокие, что кажутся синяками. И кожа унее была такой бледной с примесью серого, что я впервые поняла, что значит«пепельный». Она была пепельной, будто тело ее было покрыто чем-то тоньше инежнее, чем кожа. Она сильно горбилась, будто ей больно было стоять прямо. Губыобескровлены, но мне больнее всего было смотреть на ее глаза. Они были полныужаса, будто все еще видели, что с ней делали, будто всегда будут видеть этоснова и снова.

Она сказала пустым, безнадежным голосом:

— Я тревожилась.

Мне не надо было заглядывать под шаль, чтобы видеть следыпыток. Мне ничего не надо было видеть, кроме ее лица.

— Нельзя ей сесть, пока она не упала? — спросилЗик.

Я кивнула чуть быстрее, чем надо, сообразив, что таращусь нанее.

— Садись, пожалуйста.

Джина посмотрела на Бобби Ли, стоящего за спиной Зика.

— Ты им сказал?

— Я хотел, чтобы ты была здесь и моглаподтвердить, — ответил Зик.

Она кивнула, потом подошла и села рядом с ним на диван.Близко, почти касаясь. Если бы он как-то был связан с тем, что с ней сделали,вряд ли ей было бы рядом с ним уютно.

На самом деле им было так уютно, что я была почти уверена:она знала Зика. Не по развлечениям Химеры, а раньше. Интересно, как этолеопардиха Мики могла подружиться с одним из главных громил Химеры?

— Кажется, вы знаете друг друга, — спросила я. Тоесть это не был вопрос, но мог бы быть.

Они переглянулись, потом Зик повернулся ко мне. Жаль, что онне был в образе человека. Даже годами имея дело с ликантропами, я все еще неочень разбиралась в их мимике, когда они являлись в образе животного. Немногопомогало, что глаза у них оставались человеческими, но никогда не знаешь,насколько выражение определяется глазами, а насколько мимическими мышцамивокруг глаз.