Когда звон в ушах чуть стих, я услышала, как Калеб повторяет«мать-мать-мать-мать...» и не может остановиться. Джил скорчился возле него наполу и вопил высоким жалобным воем, зажав уши и закрыв глаза. Я наклонилась насиденье, но перелезть не пыталась. Спина у меня была вся в кровавой каше отлежания на полу.

— Джил, Джил! — крикнула я.

Он продолжал вопить. Я постучала его по голове стволомавтомата. Тогда он открыл глаза. Я уставила ствол вверх, а он смотрел на меня.

— Прекрати орать.

Он кивнул, медленно опуская руки. И продолжал кивать,кивать, кивать. Калеб перестал материться себе под нос и так усиленно дышал,что я подумала, как бы у него обморока не случилось, но сейчас меня волновалидругие проблемы.

— Что у тебя за рожок к этому автомату, девонька? —спросил Бобби Ли.

— Называется «грибок». Утраивает число патронов.

Он покачал головой.

— Слушай, девонька, где это ты живешь, где нужна такаяогневая мощь?

— Приезжай погостить, — ответила я и поглядела наДжила. — Следующий раз, когда я велю тебе остаться дома, оставайся.

— Да, мэм, — шепнул он.

— Притормози, пацан, — сказал Бобби ЛиНатэниелу. — А то еще копы нас тормознут, а у нас полна машина трупов.

— Да, вид машины может их навести на подозрения, —сказала я.

Свисавшая с потолка рука снова приняла форму человеческой.Она бескостно мотнулась, когда Натэниел повернул. Я отвернулась от нее иувидела — снова превратившегося в человека — того, кому снесла полголовы. Мозгивытекали каплями. Мне вдруг стало жарко, закружилась голова. Не знаю, куда ядевала клинок — наверное, бросила, но не помню, как это было. Я забилась вугол, уставив ствол в потолок, тело мое с трех сторон было зажато металлом исиденьем. Я закрыла глаза и могла не видеть, что натворила, но запах никуда неделся: свежая кровь, порубленное мясо и вонь деревенского сортира из выпущенныхкишок. Я начала задыхаться, и тут джип съехал с дороги. Это заставило меняподнять глаза, дало что-то, на чем можно было сосредоточиться.

Натэниел останавливался на проселочной дороге, затерянной вглуши. Деревья, заливной луг, зеленая трава, а дальше — блеск реки. Мирноеместечко. Натэниел отъехал, чтобы нас не видно было с дороги, и остановился.

— В чем дело? — спросила я.

Ответил Бобби Ли:

— Я подумал, что, если въехать на оживленное шоссе иноги будут торчать, кто-нибудь копам стукнет.

Я кивнула — разумная мысль.

— Мне самой бы надо было об этом подумать.

— Ты сегодня свою норму работы выполнила. Теперь давайбуду думать я, пока у тебя в голове не прояснится.

— У меня голова ясная.

Он вылез из машины и сказал мне сквозь разбитое стекло,двигаясь к торчащим ногам:

— Угрызения совести и у меня бывают, девонька, так чтоя их по виду узнаю.

— Я тебе не «девонька».

Он осклабился:

— Есть, мэм!

Потом он схватился за торчащие ноги и выпихнул тело вразбитое окно. Оно свалилось с сочным звуком поверх первого. Нижнее тело издалозвук. Может быть, это выходили газы — такое бывает, но звук повторился.

Я уже стояла на коленях, наставив дуло на тела.

— В бак не попади, — сказал Бобби Ли, — а товзорвемся на фиг. — У него тоже был в руке пистолет.

Я изменила направление ствола, чтобы стрелять в темноволосуюголову внизу кучи. Составляют ли два тела кучу? И важно ли это?

Что-то зацепило меня по волосам, и я дернула ствол вверх —оказалось, что это я зацепила пальцы свисающей с потолка руки. Она постепенносползала вниз.

Я прижала ствол автомата к темноволосой голове:

— Если ты жив — не шевелись, если мертв, не бери вголову.

Бобби Ли открыл заднюю дверцу джипа, пистолет направлен в«тело».

— Если я выстрелю ему в голову, то пули могут тебе ногиперебить.

Он шагнул в сторону, не отводя ствола.

— Мои глубочайшие извинения, мэм. Не знаю, как я такоплошал.

Я надежнее прижала ствол к голове и медленно потянулась кшее, едва заметной под верхним мертвым телом.

— Я жив.

От этого голоса я вздрогнула и чуть не нажала на курок.

— Черт! — выругалась я.

— Почему не стреляешь? — спросил человек. В голосеего слышалась боль, но не хрипота. Я не попала ни в сердце, ни в легкие.Беспечность с моей стороны.

— Потому что из динамика говорил не Нарцисс, а Улисссказал, что у них ваши любимые. Что мы представить себе не можем, что они сэтими любимыми сделают, если вы не выполните вашу задачу. Так кто говорил издинамиков? Кто такие «они»? Куда на фиг задевался Нарцисс? И как это гиеныпозволили кому-то себя захватить?

— И вы меня не убьете? — спросил он.

— Если ответишь на наши вопросы, я тебе даю слово, чтомы тебя не убьем.

— Можно мне повернуться?

— Если можешь.

Он медленно, болезненно перевернулся набок. Волосы у негобыли курчавые, темные, подстрижены очень коротко, кожа бледная. Он повернулсятак, чтобы посмотреть мне в глаза, и от усилий его била дрожь, губы посинели, ия подумала, что, быть может, на допрос уйдет не очень много времени, что мыего, быть может, уже убили, только не сразу.

У его глаз был странный золотой оттенок.

— Меня зовут Бахус, — произнес он все тем жеболезненным голосом.

— Очень приятно. Я Анита, это Бобби Ли. Теперьрассказывай.

— Спрашивай.

Я стала спрашивать, Бахус стал отвечать. Умереть он не умер.Когда мы переезжали мост, ведущий в штат Миссури, губы у него порозовели и сглаз сошла пелена. Надо мне, черт возьми, начать заряжать патроны посильнее.

На самом деле Бахус не так уж и много знал. Нарцисспредставил своего нового милого друга, Химеру, и, кажется, они вместе чудеснопровели время. Если не истинная любовь, то они дали друг другу то, что каждыйхотел. Потом Нарцисс вошел в один из номеров и не вышел. Сутки гиены думали,что дело просто в сексе, но потом перестали верить заверениям Химеры, что сНарциссом ничего не случилось. Аякс сумел проникнуть внутрь, и тут-то все иначалось.

— Аякс нам сказал, что Нарцисса пытают, сильно пытают.

— И почему вы его не спасли? — удивилась я.

— Химера прибыл со своими телохранителями. Онивзяли... — Бахусу пришлось остановиться и с трудом перевести дыхание,будто у него внутри болело. — Ты не знаешь, что они сделали с нашимилюдьми.