Мелани лежала в постели, тело ее под одеялом казалось совсемхуденьким и плоским, как у девочки. Две черные косы обрамляли лицо, закрытыеглаза были обведены багровыми кругами. При виде ее Скарлетт замерла и остановилась,прислонясь к двери. Несмотря на полумрак в комнате, она увидела, что лицоМелани — желто-воскового цвета. Жизнь ушла из него, и нос заострился. До этойминуты Скарлетт надеялась, что доктор Мид ошибается, но сейчас она все поняла.В госпиталях во время войны она видела слишком много таких лиц с заострившимисячертами и знала, о чем это говорит.

Мелани умирает, но мозг Скарлетт какое-то время отказывалсяэто воспринять. Мелани не может умереть. Это невозможно. Бог не допустит, чтобыона умерла, — ведь она так нужна ей, Скарлетт. Никогда прежде Скарлетт и вголову не приходило, что Мелани так ей нужна. Но сейчас эта мысль пронзила еедо глубины души. Она полагалась на Мелани, как полагалась на саму себя, но досих пор этого не сознавала. А теперь Мелани умирает, и Скарлетт почувствовала,что не сможет жить без нее. Идя на цыпочках через комнату к тихо лежавшейфигуре, чувствуя, как от панического страха сжимается сердце, Скарлетт поняла,что Мелани была ее мечом и щитом, ее силой и ее утешением.

«Я должна удержать ее! Я не могу допустить, чтобы она воттак ушла!» — думала она и, шурша юбками, села у постели. Она поспешно схватилалежавшую на покрывале влажную руку и снова испугалась — такой холодной была этарука.

— Это я, Мелли, — прошептала она.

Мелани чуть приоткрыла глаза и, словно удостоверившись, чтоэто в самом деле Скарлетт, опять закрыла их. Потом она перевела дух и шепотомпроизнесла:

— Обещай!

— О, все что угодно!

— Бо.., присмотри за ним.

Скарлетт могла лишь кивнуть, так у нее сдавило горло, и онатихонько пожала руку, которую держала в своей руке, давая понять, что всевыполнит.

— Я поручаю его тебе. — Легкое подобие улыбкимелькнуло на лице Мелани. — Я ведь уже поручала его твоим заботам..,помнишь.., до того, как он родился.

Помнит ли она? Да разве может она забыть то время? Так жеотчетливо, как если бы тот страшный день снова наступил, она почувствовалаудушающую жару сентябрьского полдня, вспомнила свой ужас перед янки, услышалатопот ног отступающих солдат, и в ушах ее снова зазвенел голос Мелани, котораяпросила, чтобы Скарлетт взяла к себе ребенка, если она умрет.., вспомнила и то,как она ненавидела Мелани в тот день, как надеялась, что та умрет.

«Я убила ее, — подумала она в суеверном ужасе. — Ятак часто желала ей смерти, и вот господь услышал меня и теперь наказывает».

— Ах, Мелли, не надо так говорить. Ты же знаешь, чтовыздоровеешь…

— Нет. Обещай.

Скарлетт глотнула воздуха.

— Ты же знаешь, что я буду относиться к нему как кродному сыну.

— Колледж? — спросил слабый, еле слышный голос Мелани.

— О да! И Гарвард, и Европа, и все, чего он захочет..,и.., и.., пони.., и уроки музыки… Ах, Мелли, ну пожалуйста, попытайся! Сделайнад собой усилие!

Снова наступила тишина, и по лицу Мелани видно было, что онастарается собраться с силами, чтобы еще что-то сказать.

— Эшли, — сказала она. — Ты и Эшли… — Голосее задрожал и умолк.

При упоминании имени Эшли сердце у Скарлетт остановилось изахолодело, стало Как камень. Значит, все это время Мелани знала. Скарлеттуткнулась головой в одеяло, и в горле ее застряло невырвавшееся рыдание. Меланизнает. Сейчас Скарлетт уже не было стыдно, она ничего не чувствовала, кромедиких угрызений совести за то, что столько лет причиняла боль этой мягкой,ласковой женщине. Мелани все знала — и, однако же, оставалась ее верным другом.Ах, если бы можно было прожить заново эти годы! Она никогда бы не позволиласебе даже встретиться взглядом с Эшли.

«Господи, господи, — молилась она про себя, —пожалуйста, сохрани ей жизнь! Я воздам ей сторицей. Я к ней буду хорошоотноситься. Пока буду жива, я никогда больше словом не перемолвлюсь с Эшли,если только ты дашь ей поправиться!» — Эшли, — слабым голосом произнеслаМелани и дотронулась пальцами до склоненной головы Скарлетт. Ее большой иуказательный пальцы потянули волосы Скарлетт не сильнее, чем это сделал быгрудной младенец. Скарлетт сразу поняла, что это значило, — поняла, чтоМелани хочет, чтобы она взглянула на нее. Но она не могла, не могла встретитьсявзглядом с Мелани и прочесть в ее глазах, что та все знает.

— Эшли, — снова прошептала Мелани, и Скарлеттпостаралась взять себя в руки. Ведь когда она в день Страшного суда посмотрит влицо господа бога и прочтет в его глазах свой приговор, ей будет не страшнее,чем сейчас. И хотя все внутри у нее сжалось, она подняла голову.

Она увидела все те же темные любящие глаза, сейчас запавшиеи уже затуманенные смертью, все тот же нежный рот, устало боровшийся за каждыйвздох. В лице Мелани не было ни упрека, ни обвинения, ни страха — лишь тревога,что она не сумеет найти в себе силы, чтобы произнести нужные слова.

Скарлетт была настолько потрясена увиденным, что даже непочувствовала облегчения. Потом, взяв в ладони руку Мелани, она ощутила, кактеплая волна благодарности затопляет ее, и впервые со времени детства смиренно,не думая о себе, произнесла молитву:

«Благодарю тебя господи. Я знаю, что недостойна, но все жеблагодарю тебя за то, что ты позволил ей не знать».

— Так что же насчет Эшли, Мелли?

— Ты.., присмотришь за ним?

— О да.

— Он простужается.., так легко.

Пауза.

— Присмотри.., за его делами. Понимаешь?

— О да, понимаю. Я присмотрю.

Сделав над собой огромное усилие, Мелани добавила:

— Эшли — он такой.., непрактичный. Только смерть моглаподвигнуть Мелани на такую нелояльность.

— Присмотри за ним, Скарлетт.., но только чтобы он незнал.

— Я присмотрю за ним и за его делами, и так, что онникогда об этом не узнает. Просто буду иногда давать ему советы.

На лице Мелани появилась слабая, но удовлетворенная улыбка,когда она встретилась глазами со Скарлетт. Этот обмен взглядами как бы скреплялсделку между ними, и забота о том, чтобы оградить Эшли Уилкса от слишкомжестокого мира, причем оградить так, чтобы его мужская гордость при этом непострадала, перешла от одной женщины к другой.

Теперь усталое лицо уже не было таким напряженным, точнообещание, которое дала Скарлетт, принесло покой Мелани.

— Ты такая ловкая.., такая мужественная, ты всегда былатак добра ко мне…