Роже об Аркадии, его несчастливой судьбе. Он слушал меня внимательно, слегка склонив голову, его ярко-голубые глаза затуманились печалью.

– Вашему русскому другу не повезло. Он оказался в числе тех заключенных, кого лагерное начальство для устрашения всех непокорных заведомо обрекает на верную гибель, – глухо сказал Роже. – Мне ведь тоже известно, что такое концлагерь, а также и о тех изуверских пытках, что проводятся в его застенках.

– Простите, Роже, это у вас оттуда? – осторожно спросила я, показав на его белые виски.

– Вероятно – да. Во всяком случае, среди моих близких нет седых или рано седеющих мужчин и женщин. Мои отец и мать до преклонных лет остаются черноволосыми, не говоря уже о сестре и братьях.

Я спросила у Роже, не знает ли он что-либо о Люсьене, как жаль, добавила, если такой видный парень погибнет, можно сказать, ни за что.

Он быстро и, как мне показалось, удивленно взглянул на меня.

– Вы были знакомы с Люсьеном?

– Да. Несколько раз встречались с ним. Случайно.

– Ах вот как. Опасаюсь, что у Люсьена дела плохи. По слухам, он и еще несколько заключенных пытались бежать из лагеря. Но неудачно. А таким нацисты, как правило, не дают больше жить.

Обратно мы шли той же тропкой. Внезапно налетел холодный ветер, на небо быстро наползли невесть откуда взявшиеся свинцовые тучи, заморосил мелкий дождь. Снова грянула неприютная осень. Роже сделал попытку снять с себя куртку, но я остановила его: «Нет-нет. Спасибо. Мне не холодно. Я все-таки в теплой кофте, а вот вы останетесь тогда лишь в одной легкой рубашке». Меня все время подмывало узнать у этого осведомленного, по всем признакам, во многих вопросах француза, – верно ли то, о чем недавно нам пришлось услышать.

– Роже, вы как-то говорили, что у вас имеется «штраль». – Я намеренно, так же как и он, назвала «канал» – «лучом». – Не доводилось ли вам случайно слышать что-либо о сыне нашего Сталина? Знаете, на днях Шмидт буквально сразил нас, сказав, что сын Сталина уже давно в немецком плену.

Насупив в раздумье брови, Роже отрицательно покачал головой: «Нет. Не доводилось. – И тут же озадаченно уставился на меня: – Вы сказали – сын Сталина?! Но это же абсурд!!! Скорей всего, очередной вымысел господина Геббельса».

Расстались мы там же, где встретились, – возле железнодорожного переезда. Задержав мою руку, Роже с улыбкой на губах и выжидательной настороженностью в глазах спросил: «Ваш парень не рассердится на вас, если узнает, что вы гуляли сегодня со мной?»

Какое-то чувство подсказало мне, что я должна ответить.

– К сожалению, моего парня сейчас нет здесь. Недавно он бежал, это уже вторая его попытка. Мне ничего пока не известно о нем, и эта неизвестность тревожит меня. – Я решила переменить тему. – А как поживает ваша Жаннет? Кстати, передайте своей Жанне д’Арк мой самый искренний привет.

– Спасибо. Обязательно передам. – Он все еще не выпускал из своих рук мои озябшие пальцы. Его взгляд был серьезен. – Спасибо и за привет, а главное… главное – за откровенность. Я понял вас и, честно говоря, другого ответа не ждал. Благодарю за подаренные мне прекрасные два часа. Их не испортил даже дождь. Мне было хорошо с вами.

Я уже успела отойти на порядочное расстояние от железной дороги, когда Роже снова окликнул меня. Я обернулась. Он стоял на том же месте. Сквозь мерный шелест дождя до меня донеслись его приглушенные слова.

– Мы все-таки останемся с вами друзьями, не правда ли?

Я приветственно махнула ему рукой: «Конечно, Роже».

После дождя и слякоти в комнате показалось особенно уютно. Скинув промокшие туфли и кофту, я подсела к теплому камину – сегодня Сима в первый раз немного протопила его. За столом играли в карты два Михаила с двумя «Болтунами» – с Алексом и с Ваней СМЫК. На диване, сидя друг против друга, сосредоточенно двигали шашки (их оставил у нас Генрих) Павел Аристархович с Василием, а Галя и Нинка с Юрой, примостившись рядом на полу, «болели» за них. По всем признакам верх одерживал Василий – об этом можно было догадаться по озадаченно насупленным седым бровям его противника, а также по мизерному количеству (по сравнению с «трофеями» Василия) полоненных им шашек.

На подоконнике я увидела две незнакомые книги в темно-коричневых переплетах. Ими оказались «Письма русского путешественника» Карамзина и томик его же повестей.

– Я принес вам для прочтения Карамзина, – сказал, заметив мое движение к окну, не отрываясь от игры, Павел Аристархович. – Не имею представления, знакомы ли вы с творчеством этого замечательного разностороннего писателя, поэта и прозаика. Если нет, – надеюсь, получите истинное удовольствие.

– Спасибо. Немного знакомы. «Бедную Лизу» мы проходили в школе.

– Гм… «Проходили…» Впрочем, в «Бедной Лизе» – наиболее характерный для Карамзина жанр остропсихологического повествования с его тонкой лирической поэтизацией духовной жизни человека, с обнажением «тайного тайных» его души и сердца, с трагизмом социального неравенства… – Павел Аристархович, как часто с ним бывает, говорил тоном школьного учителя – поучающе-возвышенно. – А «Письма русского путешественника» настоятельно советую прочесть всем вам. Во-первых, это произведение написано прекрасным, доступным языком, во-вторых, оно значительно обогатит ваши познания о духовной, социальной и политической жизни всех народностей Западной Европы. Сейчас вам приходится здесь встречаться с представителями многих национальностей, так вот, я думаю, что небесполезно будет поближе ознакомиться с их бытом, традициями, привычками, нравами. Словом, я надеюсь, что эта книга окажется полезной для вас.

Я тут же бегло полистала «Письма…». Действительно, написано отличным, истинно разговорным языком. Ими немедленно завладел сердитый (он несколько раз остался в «дураках») Миша. Я не стала «возникать», начала с повестей. Перечитала заново «Бедную Лизу», а затем единым махом одолела «Остров Борнгольм». Жаль, что автор прервал свое повествование на самом интересном месте, и теперь уже никогда не узнаешь, за что, за какую ужасную провинность томится в мрачном подземелье молодая, прекрасная женщина.

А сейчас закончила свои очередные записи, и пора отправляться спать… Да, чуть не пропустила самое важное. Когда днем вновь зашел разговор о взбудоражившей всех новости – о Якове Сталине, – Павел Аристархович неожиданно спокойно подтвердил, что да, примерно года два назад сообщение о его пленении немцами где-то промелькнуло, но что фамилия этого человека не Сталин, а та, что носил его отец в молодости, – Джугашвили. В отношении же сотрудничества высокого пленника с Вермахтом никаких известий не было, и вообще, как полагает Павел Аристархович, «…весьма вероятно, что все эти слухи – лживые и являются просто-напросто очередным пропагандистским трюком…».

А мне… Сказать ли, о чем