их так агрессивно рекламировали в германских государствах такие деятели, как доминиканский монах Иоганн Тецель? Именно этот вопрос задал себе Лютер, когда погрузился в свои богословские изыскания.

В каком-то смысле «Тезисы» Лютера можно рассматривать как раунд его личной теологической борьбы, а Тецель со своими проповедями в пользу индульгенций всего лишь подвернулся ему под руку в качестве удобной мишени. Именно поэтому заявления Лютера звучали так искренне и вызывающе. «Папа, – заявлял Лютер в шестом тезисе, – не имеет власти отпустить ни одного греха[1068]. – И продолжал: – Поэтому ошибаются те проповедники индульгенций, которые объявляют, что посредством папских индульгенций человек избавляется от всякого наказания и спасается… И даже души, пребывающие в Чистилище, [папа] не освобождает от наказания» (тезисы 21–22). Лютер отдельно остановился на знаменитой присказке, которую обычно приписывали Тецелю: «только звякнет в ящике монета, душа из Чистилища поднимется к свету». Вздор, возражал Лютер, на самом деле продажа индульгенций – не более чем мошенническая схема, в которой вина одинаково лежит и на продавце, и на покупателе. «Сколь редок истинно раскаявшийся, столь же редок по правилам покупающий индульгенции, иными словами – в высшей степени редок», – писал Лютер в 31-м тезисе. Нельзя сказать, что это была особенно свежая и оригинальная мысль. Еще в XII в. Пьер де Пуатье утверждал: возмутительно думать, будто спасение души можно просто купить за деньги. «[Господь] смотрит не сколько дано, но… с каким намерением», – писал Пьер[1069]. Однако Лютер высказывался на эту тему с необычайной прямотой и откровенностью: «Навеки будут осуждены со своими учителями те, которые уверовали, что посредством отпустительных грамот они обрели спасение» (тезис 32)[1070]. Ясно, что подобные заявления должны были кому-то сильно не понравиться.

Одна из причин, почему «Тезисы» Лютера так захватили общество в 1517 г., заключалась в том, что папа Лев X, против которого выступал Лютер, был не просто от природы склонен к расточительству – он был по-настоящему коррумпированной фигурой. Начать с того, что Лев X принадлежал к семейству Медичи, а в политических и религиозных делах Италии это всегда служило отягчающим фактором. Кроме того, он, очевидно, крайне плохо представлял себе, что значит поступать правильно. Несомненно, он был щедрым меценатом, образованным и культурным человеком, но словно не осознавал, насколько компрометирует самого себя и всю папскую канцелярию постоянными сборами денег на различные проекты, от восстановления собора Святого Петра до борьбы с османами.

Индульгенции, которые активно рекламировали в Германии, могут служить наглядным примером типичной для Льва X неделикатности, граничащей с откровенной алчностью. В сущности, булла Sacrosanctis символизировала эксплуатацию: бедных заставляли платить за удовольствия богатых. «Почему папа, который ныне богаче, чем богатейший Крез, возводит этот единственный храм Святого Петра охотнее не на свои деньги, но на деньги нищих верующих?» – риторически вопрошал Лютер в 86-м из своих «Тезисов». Однако дело было не только в этом. Sacrosanctis фактически стала публичным отражением корпоративного сговора между тремя могущественными европейскими кланами: папа Лев X представлял семью Медичи, Якоб Фуггер, которого иногда называют самым богатым человеком во всей истории человечества, был главой банковской и горнодобывающей династии из Аугсбурга, а Альберт, архиепископ Майнца (которому Лютер отнюдь не случайно направил по почте первый экземпляр своих тезисов), выступал от имени влиятельной династии Гогенцоллернов.

В общих чертах соглашение между тремя деятелями выглядело так: Альберт, уже занимавший должность архиепископа Магдебургского, с разрешения папы одновременно становился и архиепископом Майнца, что превращало его в самого высокопоставленного служителя церкви на территории Германии и передавало в его руки два из семи выборных голосов, от которых зависело назначение германского императора. (Третий голос был у его брата.) Альберт должен был уплатить Риму огромную сумму в качестве налога на вступление в архиепископскую должность, но он мог себе это позволить, поскольку получил ссуду от Фуггера, выдавшего этот денежный аванс в расчете на то, что Гогенцоллерны и их выборные голоса окажутся у него в кармане. Альберт, в свою очередь, пообещал Льву, что сделает все возможное, чтобы немецкие христиане покупали как можно больше индульгенций: во-первых, чтобы он мог погасить своей долей выручки долг Фуггеру, во-вторых, чтобы папа в Риме как можно быстрее получил средства на строительство собора Святого Петра. Для всех вовлеченных сторон это был вполне выгодный договор – все они получали то, что хотели, при условии, что верующие также выполнят свою часть работы и продолжат вкладывать деньги в индульгенции[1071]. Однако сторонних наблюдателей, особенно немецких князей, обеспокоенных усилением власти Гогенцоллернов, эта сделка крайне встревожила, и они сочли необходимым помешать ей.

Тесная связь между высокой политикой и высокой теологией стала одной из причин, почему тезисы Лютера после 1517 г. оказались на устах у всей Европы. Он продолжал писать, проповедовать и всесторонне изучать вопросы греха, прощения и природы Божественной любви, и аргументы, которые в другое время заинтересовали бы только образованных гуманистов и представителей академических кругов, тогда заняли важное место в германской избирательной политике и в делах папства. Свою роль сыграло и то, что сочинения Лютера продолжали распространяться в печати. Он опубликовал больше работ, чем любой другой представитель его поколения, за исключением разве что блестящего голландского гуманиста Дезидериуса Эразма (Эразма Роттердамского). Лютер отличался неимоверной плодовитостью. Полное собрание его сочинений в современном издании насчитывает более ста томов. Он писал на самые разные темы, но главным объединяющим мотивом во всех работах Лютера было стремление донести до читателей открывшуюся ему правду о любви Бога к человечеству. Снова и снова в ответ на нападки раздраженных защитников установленного порядка Лютер доказывал, что его интересует божественная благодать, а не мирские блага, но со временем ему пришлось согласиться: несмотря ни на что, его слова всякий раз попадают в цель. «Я ложусь спать или иду пить виттенбергское пиво, – заметил он однажды, – а слово тем временем разит папу и наносит ему такой урон, какого не наносил ни один князь и император»[1072].

Итак, всего через год малоизвестный немецкий доктор богословия привлек пристальное внимание официальной церкви. В октябре 1518 г. Лютера вызвали в Аугсбург для диспута с итальянским кардиналом Фомой Каэтаном, знатоком трудов Фомы Аквинского, великого ученого XIII в., чьи сочинения составляли интеллектуальную основу господствующей церковной идеологии. Лютер понимал, что это может быть небезопасно для его свободы и даже жизни, но все же отправился в Аугсбург, заручившись поддержкой Фридриха III Мудрого, курфюрста Саксонии и одного из лидеров антигогенцоллернской дворянской оппозиции в Германии. Однако после трех дней ожесточенных дебатов с Каэтаном Лютер понял, что, если он останется, его возьмут под стражу как еретика. Он сбежал из Аугсбурга и вернулся к своим книгам.

С этих