Эти исследования открывают широкое поле для дальнейших изысканий, но полученные данные могут дать некоторое объяснение детской амнезии: быстрый и интенсивный нейрогенез в возрасте от двух до трех лет приводит к ремоделированию гиппокампа, области, отвечающей за обучение и память. Эти новые нейроны конкурируют со старыми при образовании новых связей. Ранние воспоминания становятся недоступными – это эквивалент забывания ударов электрическим током у мышей, или совершенно исчезают.

Детская амнезия позволяет нам тоньше настроить способность к припоминанию и создает богатые разносторонние воспоминания.

Забывание, таким образом, способствует лучшему запоминанию.

Где я оставил мой телефон (ключи, машину)?

Погрешности памяти продолжают существовать и по мере развития речи, но некоторые погрешности могут быть и полезными.

«На-вонотутсе-а» – в шайенском языке это слово обозначает слово, которое вертится на языке, но которое никак не удается вспомнить.

Этот феномен в 1966 году описали Гарвардские психологи Роджер Браун и Дэвид МакНил: «Признаки были безошибочными: он явно мучился, как это бывает, когда хочется, но не сразу можется чихнуть, и испытывал видимое облегчение, когда находил нужное слово».

При феномене «вертится на языке» человеку кажется, что забытое слово вот-вот найдется. Частично мы его помним: мы знаем тип этого слова (эта резиновая штучка, которая крепится к лодке) или мы помним его звучание (фланец, танец), но нужное слово (кранец) остается временно недоступным.

Это название феномена (вертится на кончике языка) присутствует в лексиконе великого множества языков, его употребляют 90 процентов носителей пятидесяти одного языка. В африкаанс это – «на кончике языка» (op die punt van my tong); «на головке языка» в эстонском (keele otsa peal); «на верхушке языка» в ирландском (ar bharr theanga agam); «сверкает на конце языка» в корейском (hyeu kkedu-temam-dol-da) и «я потерял его на моем языке» в шайенском (na-vonotutse’a).

В пяти языках используют вместо слова «язык» слово «рот» – в китайском, мандаринском, китайском континентальном, хинди, хауса и ибо. В нескольких западноафриканских языках эту метафору обозначают как «дырку в голове». В языке жестов этот феномен обозначают фразой «вертится на кончиках пальцев».

Отсутствие эквивалента выражению «вертится на кончике языка» характерно для исландского, индонезийского и двух языков племен Сахеля – календжинского и кисуахили.

Есть два мнения относительно того, как появилась в языках народов мира идиома «вертится на кончике языка». Первое объяснение предполагает, что этот феномен действительно вызывает соответствующее ощущение в языке. Это состояние говорит о том, что слово, в принципе, доступно и присутствует в памяти. Чувство обнаружения присутствия сильно, но недостаточно для того, чтобы вызвать из памяти само слово. Чихнуть никак не получается.

Однако более правдоподобной представляется дедуктивная теория, описанная специалистами Дартмутского колледжа в 1993 году: ключи и намеки (аллюзии), а не само недоступное извлечению слово, вызывают ощущение того, что слово вот-вот родится на свет. Мы предполагаем, что слово где-то здесь. Возьмем для примера высадку на Луну. Если вас попросят назвать имя первого человека, ступившего на поверхность Луны, то, возможно, что вы не сможете сразу дать правильный ответ (Нил Армстронг), но вы знаете о программе «Аполлон». Таким образом, ощущение известности порождается аллюзией (программа «Аполлон»), а не целевым ответом (Нил Армстронг). Это знание аллюзии (намека) порождает ощущение «вертится на языке», и, возможно, в конце концов, вам все же удастся чихнуть.

Несмотря на то, что это ощущение с возрастом возникает чаще, сам феномен, вероятно, носит приспособительный, адаптивный характер, он заставляет нас не жалеть усилий на поиск слова и воспоминания: мы чувствуем, что они где-то рядом, где-то здесь, и начинаем искать с утроенной силой: «Не говори, не говори мне, я его знаю, не надо лезть в Гугл!»

Многие больные, которых я наблюдала в клинике когнитивных расстройств, не страдают когнитивными нарушениями. Они, как правило, обращаются, встревоженные эпизодами забывания в обыденной жизни. «Не является ли это забывание предвестником чего-то более серьезного», – интересуются они. Люди во всех подробностях рассказывают о своих симптомах; обычно они встревожены сильнее, чем их близкие родственники (которые вообще не замечают никаких странностей в поведении близкого человека). Результаты нейрофизиологических исследований не выявляют никакой патологии, на МРТ головной мозг таких больных выглядит просто замечательно и, пройдя обследование, они, успокоенные, возвращаются к своей обычной жизни.

«Я забыл, зачем поднялся на второй этаж». Это классическая форма обыденного забывания, по поводу которого возникает больше всего страхов. На самом деле, это вполне конструктивная форма ментального блока. Недавно было показано, что это проявление эффекта компартментализации; вход в двери и выход из них создает в сознании границы событий. Менее полезную информацию мы оставляем в покинутом нами помещении и сосредоточиваемся на новом пространстве. Этот феномен называется эффектом смены местоположения. Мысли и ощущения разделяются и организуются заново; мы пересекаем границу, беря с собой только самое необходимое (как нам подсознательно кажется). Раздражает в этом то, что компартментализация часто приводит к нарушению припоминания мыслей, которые были сформированы всего в нескольких футах от нового местоположения, на пороге лестницы, ведущей на второй этаж.

Вот еще один пример рутинного забывания. Я, например, то и дело теряю свою машину. Я брожу по многоэтажной парковке и, совершенно утратив присутствие духа, непрерывно нажимаю кнопку на пульте брелока, чтобы услышать в ответ долгожданный знакомый писк и щелчок. Иногда мне приходится спускаться или подниматься на другой уровень, чтобы, наконец, найти машину. При этом я понимаю, что своей неуклюжестью сильно забавляю охрану парковки. Регулярное забывание места, где я оставила машину, не приводит к нарушениям в моей рутинной ежедневной деятельности. При всей моей забывчивости я не забываю, как выглядит моя машина, и не путаю парковки; вот такое забывание, как правило, является более зловещим.

В своих заметках о семи смертных грехах памяти Дэниел Шактер, профессор психологии, называет среди них такую забывчивость, которая имеет место либо при кодировании воспоминания, либо при его извлечении.

Ошибки кодирования происходят от невнимательности: вы были на автопилоте, когда парковали машину (то же самое происходит, когда вы не можете вспомнить, где оставили телефон). Вы были больше заняты мыслями о предстоящих покупках или раздумывали о том, каким путем поедете домой. К этому списку можно добавить недосыпание, стресс, хроническую боль, похмелье или последействие психотропных лекарств – эти сопутствующие факторы тоже отвлекают внимание. Действительно, как можно вспомнить то, что вы не запомнили?

Забывчивость может иметь место и при извлечении воспоминания. Я должна вспомнить, что потом мне надо зайти в химчистку; я должна вспомнить, что надо закрыть окно, прежде чем лечь спать; я должна вспомнить, что надо принять лекарство. Это примеры перспективного запоминания: «я должна вспомнить» вместо «запомни время, когда».