По потолку и по стенам все еще бродили отблескизатянувшегося до полуночи салюта. На карниз падали обгоревшие гильзы шутих.Одна пушка салютной артиллерии палила поблизости, очевидно, с крыши СоветаМинистров. Водки становилось все меньше, жалости к себе все больше.

Последний год в Польше Борис уже не воевал. За исключениемдвух-трех ночных тревог, когда всю их школу на окраине Познани вдруг ставили «вружье», а потом без всяких объяснений командовали «отбой». Аковцы, то есть те,что назывались на политзанятиях «силами реакции», уже либо были уничтожены,либо умудрились выбраться за границу, либо растворились среди масс замиренногонаселения; теперь за ними охотились местные органы. Бориса вместе с ещенесколькими лесными боевиками МГБ и ГРУ откомандировали на должностиинструкторов в Познанскую школу. Там он в течение года передавал свой вполнеприличный убивальный опыт курсантам польской спецохраны, народу, надо сказать,довольно уголовного типа, которым иногда приходилось не просто показыватькакой-нибудь прием самообороны без оружия, но доводить его до конца.

В течение года он послал не менее дюжины рапортов с просьбойо демобилизации для продолжения образования. Всякий раз ответ был однозначный иисчерпывающий: «Вопрос о вашей демобилизации решен отрицательно». Он уже сталподумывать, не принять ли приглашение в закрытую школу старшего командного состава,чтобы хоть таким образом перебраться в Москву, поближе к деду с его связями,как вдруг его вызвали в совместный польско-советский директорат и объявили, чтопришла демобилизация.

Впоследствии выяснилось, что как раз дед, Борис III, и былнепосредственно замешан в это дело. Проведав какими-то путями, комунепосредственно подчиняется его таинственный внук, Борис Никитич началпланомерную осаду этой инстанции, стараясь дать понять товарищам, что всемусвое время, что мальчик, движимый романтикой и патриотизмом, вернее, наоборот,патриотизмом и романтикой, вот именно в этом порядке, отдал родине ивооруженным силам четыре года своей жизни, а между тем ему необходимопродолжить образование для того, чтобы принять эстафету династии русских врачейГрадовых. В конце концов ему, заслуженному генералу, профессору идействительному члену Академии медицинских наук, отцу легендарного маршалаГрадова, трудно было отказать. Невидимая инстанция пошла на попятный и соскрежетом отдала деду его внука, столь ценный для дела мира во всем миредиверсионно-разведывательный кадр.

И вот блаженный день. Борис IV запихивает форму с погонамина дно вещмешка. Отправляется на познанскую толкучку и закупает себе кучупольского штатского барахла. Пьет с начальником АХО, дает ему на лапу иполучает в личное пользование как бы списанный огромный эсэсовский «хорьх» соткидной крышей. Денег куча – и рублей, и злотых: Польская объединенная рабочаяпартия щедро благодарит за помощь в закладывании основ пролетарскогогосударства. Затем – и в Познани, и в Варшаве, и в Минске, и в Москве –соответствующие товарищи проводят с ним леденящие душу собеседования. Ты,Градов, – грушник и, хоть ты уходишь от нас, никогда не перестанешь бытьгрушником. В любой момент ты можешь понадобиться и обязан прийти, иначе тебепиздец. Если же ты нас предашь, то тогда, где бы ни был, в любом месте земногошара, тебе «пиздец со щами»; знаешь, что это такое? Хорошо, что знаешь. Если жеты останешься нашим верным товарищем, тогда тебе во всем «зеленый семафор».

Намекалось, и довольно прозрачно, чтобы никогда ни при какихобстоятельствах не принимал предложений от чекистов. У них своя компания, у нассвоя. Если прижмут, беги к нам.

Официально ему объявили, что он остается в сверхсекретныхсписках резерва ГРУ. Разумеется, дали подписать не менее дюжины инструкций онеразглашении того, что знал, в чем приходилось принимать участие во времяспецопераций на временно оккупированной территории Советского Союза и всопредельной братской стране Польше. В случае нарушения к нему будут примененыстрожайшие меры согласно внутреннему распорядку, то есть опять все тот жепиздец.

Так или иначе, прибыл на тяжеленном «хорьхе» (нагружен восновном запчастями) к родимым пенатам, в Серебряный Бор (предоставляем тем,кто уже успел прочесть два наших первых тома, возможность вообразить эмоцииобитателей градовского гнезда), и там получил ключ от пустой квартиры на улицеГорького. Он уже знал из смутных намеков в бабкиных письмах, что мать уехала вкакие-то места, не столь отдаленные, однако предполагал, что куда-нибудь наДальний Восток с каким-нибудь новым генералом или высокопоставленным инженером,а то и, чем черт не шутит, с тем же самым мелким демоном его юношеских ночей,вохровцем Шевчуком, однако такого отдаления, американского, не мог себе даже ив бреду вообразить. К тому времени, то есть к весне 1948 года, вовсю ужеразыгрывалась новая человеческая забава, «холодная война». Вчерашние «своипарни», янки стали злобными призраками из другого мира. Склонный к метафорамвождь бриттов вычеканил формулу новой советской изоляции – «железный занавес».О почтовой связи с Америкой даже и подумать-то страшно советскому обывателю,что касается такого спецсолдата, как Бабочка Градов, то для него любая попыткасвязаться с матерью была теперь равносильна измене своему тайному ордену, чтоносил имя, схожее с голубиным воркованием «гру-гру-гру», и в то же времянапоминал грушу с откушенной мясистой задницей.

Намерения у Бабочки поначалу были весьма серьезные.Немедленно и самыми скоростными темпами получить аттестат зрелости. Все егоодноклассники уже заканчивали четвертый курс вузов, и поэтому надо былодогонять, догонять и догонять! Что потом? Поступить и окончить за три годакакой-нибудь престижный московский институт, ну, скажем, Востоковедения, или Сталии сплавов, или МГИМО, или Авиа, ну... Ну, уж конечно, не какой-нибудь заштатный«пед» или «мед». Аргументация деда была хороша только для выхода из армии, ноуж никак не для честолюбивых амбиций Бориса IV. Далеко не заглядывая, он хотелпринадлежать к лучшему кругу столичной молодежи, не к середнякам из всех этих«педов» и «медов», до того ординарных, что их уже просто по номерам называют –первый, второй, третий... Медицинский? Трупы резать в анатомичке? Нет уж,прости, дед, насмотрелся я трупов. Борис III разводил руками: ну, что ж, этотаргумент действительно не отбросишь.