— В качестве альтернативы, — сказала еймать, — ты могла бы сделать то, что со временем станет важным для другихнаших девушек. — Дочь смотрела на нее, не понимая. — Ты можешьпоступить в «Грин-Хиллз», — пояснила Мириам.

— Поехать на Юг?! — Шарон не могла прийти в себяот изумления. — Меня туда просто не возьмут!

— Ты, я вижу, не все понимаешь до конца,малышка. — Мать сверлила ее упорным взглядом. — Твой отец — ФрименБлейк, его книги читают во всем мире. Ты действительно думаешь, что в нашевремя тебя посмеют не принять туда?

Шарон нервно усмехнулась.

— Еще как посмеют, мам! Черт побери, от меня полетятпух и перья, прежде чем я успею распаковать свои чемоданы. — Шарон пугалаодна мысль об этом. Она знала, что произошло в городе Литл-Рок три года томуназад; об этом писали газеты. Чтобы оставить черных студентов в колледже длябелых, пришлось пустить в ход танки и Национальную гвардию. А «Грин-Хиллз» — некакая-нибудь маленькая второразрядная школа, это самый фешенебельный младшийженский колледж на Юге, куда посылают своих дочек конгрессмены и сенаторы,губернаторы Техаса, Южной Каролины и Джорджии, чтобы они подросли там втепличных условиях до статуса невест, прежде чем найдут себе достойнуюпартию. — Это безумие, мам!

— Если все темнокожие девушки в этой стране будутдумать так же, как ты, Шарон Блейк, то мы и через сто лет будем ночевать вгостинице для черных, сидеть в автобусе на задних местах и пить воду изфонтанов, куда мочатся белые парни.

Шарон содрогнулась под пылающим взором матери. Мириам Блейкбыла всегда неистовой. Она училась по стипендии в колледже «Рэдклифф», окончилаюридическую школу при Калифорнийском университете в Беркли и с тех самых порборолась за свои идеалы, за права обездоленных простых людей. Она борется исейчас — за свой народ; перед ней преклоняется даже собственный муж. Сила волиу нее такая, что дай бог самому несгибаемому из мужчин. Она ни перед чем неостановится, но Шарон это страшит, и очень сильно. Она подала документы в«Грин-Хиллз» и задним числом испугалась.

«А что, если меня примут?» — со страхом подумала она иподелилась своими тревогами с отцом.

— Я ведь не похожа на нее, пап. Я вовсе не хочу что-токому-то доказывать и для этого поступать в расистский колледж. Я хочу иметьдрузей, весело проводить время. Она требует от меня слишком трудноговыбора. — На глаза у нее навернулись слезы, и отец ее понял. Однако емубыло не под силу изменить ни ту, ни другую: ни жену, с ее суровыми принципами,ни их беспечную и жизнерадостную красавицу дочь, гораздо меньше похожую наМириам, чем на отца. Она мечтала быть актрисой и играть со временем набродвейской сцене. А раз так, самое лучшее для нее было бы поступить в филиалКалифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

— Ты можешь поступить туда через два года, —сказала ей мать, — после того, как выполнишь свой долг.

— Я никому ничего не должна! — вскричалаШарон. — Почему я обязана отдавать кому-то два года своей жизни?

— Потому что ты живешь здесь, в доме отца, в фешенебельномпригороде Вашингтона, спишь в теплой, мягкой постели. Благодаря нам ты никогдане знала жизненных тягот.

— Тогда бейте меня! Обращайтесь со мной, как с рабыней,только дайте делать то, что я хочу.

— Прекрасно! — Глаза матери вновь зажглись чернымогнем. — Делай что хочешь. Но помни: ты никогда не сможешь ходить с высокоподнятой головой, если будешь думать только о себе. Ты знаешь, как вели себячерные студенты в городе Литл-Рок? На их головы были направлены дула автоматов,для их шей ку-клукс-клан приготовил веревки, но они шли в колледж, шли тудакаждый день. А ты знаешь, ради кого они это делали? Они делали это ради тебя. Адля кого собираешься жить ты, Шарон Блейк?

— Для самой себя! — Она взбежала к себе наверх и ссилой захлопнула дверь. Но материнские слова не шли у нее из головы — таквсегда получалось с ее доводами. Мириам была не самым легким человеком, чтобыжить с ней, узнавать ее и любить. Она никогда не стремилась сделать жизньприятной для своих близких, однако по большому счету она делала то, что должноделать для каждого члена семьи.

В тот вечер Фримен Блейк попытался переговорить с женой. Онпонимал чувства Шарон, знал, как страстно она мечтает о Калифорнийскомуниверситете. Почему бы не позволить ей, хотя бы для разнообразия, поступить посвоей воле?

— Потому что на ней лежит ответственность. Как и на насс тобой.

— Но взгляни надело с другой стороны. Она молода. Дайей шанс доказать, на что она способна. Может, она не хочет сжигать себя радиидеи? Может, ты одна делаешь достаточно — за всех нас? — Однако они обазнали, что это лишь часть правды. Дику, брату Шарон, было еще только пятнадцатьлет, но он был как Мириам. Весь, до мозга костей. Он разделял ее идеи, даже веще более непримиримой, более радикальной форме. Никто не мог выбить его изседла. Фримен гордился сыном и в то же время признавал, что Шарон быладругой. — Давай оставим ее в покое, и пусть она решает сама.

Они так и поступили. В конце концов в девушке возобладалочувство раскаяния. «Вот почему я здесь», — так закончила она свой рассказТане в тот, первый, вечер. Они сходили на обед в главную столовую и вернулись всвою комнату. Шарон надела розовый нейлоновый халат, который подарила ей послучаю отъезда ее лучшая подруга в Вашингтоне; Тана была в голубом байковомхалатике, ее белокурые волосы были завязаны в «конский хвост». Онавопросительно взглянула в лицо своей новой подруги. Та вздохнула и придирчивооглядела розовый лак, положенный на ногти больших пальцев ног.

— Я думаю поступить в Калифорнийский университет послетого, как окончу двухгодичный курс здесь, — ответила она на незаданныйвопрос, вновь подняв глаза на Тану. — Мать требует от меня слишкоммногого. — Сама Шарон хотела лишь одного: быть красивой и элегантной,постараться сделаться известной актрисой. Этого было достаточно для нее, но недля Мириам. Выслушав ее, Тана улыбнулась.

— Моя мать тоже возлагает на меня большие надежды. Всюсвою жизнь она посвятила тому, что считает единственно правильным для дочери.Она хочет, чтобы я проучилась здесь год-другой и вышла замуж за «приличногомолодого человека». — Тана сделала презрительную гримасу, показывая, какмало ее привлекает эта перспектива. Шарон засмеялась.

— В глубине души все матери мечтают о том же самом,даже моя — при условии, что я дам зарок участвовать в ее борьбе и послезамужества. А что говорит твой отец? Мой, благодарение богу, выручает меня,когда может. Он считает, что вся эта возня не стоит выеденного яйца.

— Мой отец умер еще до того, как я появилась на свет.Наверное, поэтому моя мать и переживает так сильно по малейшему поводу. Онасмертельно боится, что все вдруг пойдет не так, как надо, и зубами держится зато, что называют обеспеченным положением. И от меня хочет, чтобы я поступалатак же. — Она посмотрела на Шарон каким-то странным взглядом. — Знаешь,по-моему, твоя мама подходит мне больше. — Обе рассмеялись и долго ещепосле этого не выключали свет.