Пуля попала волшебнице в плечо. Нефрит и Док кинулись к раненым товарищам, так как бояться уже нечего.

— Позаботься о ней, Док! — стрелок оставил Рубика с корчащейся от боли волшебницей, а сам поспешил к командиру.

Нефрит обнаружил Брауна, сидящего напротив ещё живого Кроули. Кабан тяжело дышал, из его раны на ноге вытекала странная жёлтая кровь. Завидев стрелка, Браун облегчённо выдохнул:

— Ты жив? Хорошо... Послушай меня внимательно... — язык командира начинал заплетаться, слова давались с большим трудом. Браун пошарил во внутреннем кармане жилетки и достал позолоченный пергамент с печатью. — Забери золотой контракт...

— Не шути так, командир! Сейчас придёт Док и... — Браун тихо покачал головой.

— Яд драконов смертелен... От него нет противоядия... Дальше я с вами не пойду... Составлю Кауру компанию! Как думаешь, Нефрит? Есть ли загробная жизнь?

— Я не знаю... — честно признался стрелок, сжимая контракт. Тело командира обмякло, он свалился набок, его маска тут же сожгла голову. — Надеюсь, что нет...

Нефрит вдруг вспомнил о существовании источника всех своих невзгод — он лежал на земле в тяжёлом доспехе, как жук, не мог подняться на ноги без посторонней помощи. Стрелок снял с руки Брауна один из кастетов, кое-как ухватился за него двумя руками, подошёл к графу, опустил оружие на его броню и хладнокровно нажал на кнопку активации заряда молнии: мерзкий толстяк завизжал как резаный поросёнок — он медленно варился заживо в собственном доспехе. Последний оставшийся мальчик в костюме собаки посмотрел на это зрелище, измученно улыбнулся и замертво упал от полученных ран рядом с другим таким же бедолагой.

Долгожданная месть свершилась, но отчего тогда на душе пустота? Словно пропала важная деталь, стимул к существованию... И что будет теперь? Нефрит посмотрел на тела павших товарищей, оглянулся назад, где Док тащил на себе раненую Фли, а потом перевёл взгляд на Рассветный Бутон. Ответом стали слова, недавно сказанные командиром: «Мы наёмники! Мы не задаём вопросы, а выполняем работу!».

Я паладин, а что?

Легко ли быть паладином? Определённо да! Особенно в нашем строгом королевстве, где за всем блюдят... блюдуют... короче следят вездесущие культисты церкви «Глаза Господа». Задел человека плечом? Сто отжиманий и одна молитва в часовне! Не поздоровался в ответ с порядочным гражданином — трёхдневный пост на воде и хлебе! бранные слова под запретом — говорят, при их произношении Сатана печёт блины, но проверять мне не доводилось. Уж очень не хочется мыть рот со святым мылом перед сном!

В моём мире, рыцари веры и духовенство вместо валюты использует «добрые дела». Какие-то ценятся больше, какие-то меньше. Перевёл пять старушек через дорогу или снял с дерева пяток котеек — получай пять добрых дел на свой несуществующий счёт! Паладинам ещё хорошо — можно плюсик в карму нарисовать на щите. Жрецам везёт меньше — тут либо оставляй засечку карандашом на святом писании (которое ни в коем случае нельзя повреждать!), либо на одежде, а потом стирать это раз за разом. Та ещё морока!

Конечно, больше всего платят за борьбу с нежитью: отправляемся в старый склеп, где гуляют «не до конца умершие достопочтенные бывшие граждане» и начинаем уговаривать их вернутся обратно в гроб. Можно, конечно, провести им краткую лекцию на двадцать минут о пользе лежания под землёй для белизны костей, но этот вариант для совсем разбушевавшихся! Это вам не мечом или молотом махать! Тут особый подход нужен!

Что касается лично меня, то я работаю добросовестно на износ — все мысли только о боге, в храме на стене почёта каждый месяц висит мой портрет. Да, лютую мигрень я себе уже заработал, но зато какова награда! Первый из монастырского выпуска получил путёвку на горнолыжный курорт, который расположен на границе с соседним королевством! Ни в коем случае не хвастаюсь, ведь хвастовство — опасный грех, за который надо пару дней ходить в исповедальню к отцу-настоятелю.

И вот я, наконец, здесь.

Чистый горный воздух, белоснежный снег, великолепные пейзажи, кормят ТРИ РАЗА В ДЕНЬ и далеко не скромной курицей с картошкой и квашенной капустой! К этому всему добавляют ещё хлеб и подливку из... простите, но я не разбираюсь! Ведь все мои мысли заняты служением богу и головной болью!

Но есть один момент, на который я бы хотел пожаловаться: вы представить себе не можете, что мне выдали вместо лыж для катания по этой снежной красоте — саночный щит! Новейшая разработка учёных мужей из Глаза Господня, ибо паладинам нельзя расставаться со святым щитом. Ну, что ж...

Я взял это чудо передовой науки, пристроил на вершине самого высокого склона, прицелился, разбежался и каааааак прыгнул на сани! Пока скатывался вниз, вдруг подумал о том, что устал от всего этого паладинства и строгих правил. Вместо того, чтобы повернуть со склона направо к подъёмнику наверх — скатился в противоположную сторону в соседнее государство. Я всё.

Любовь. Лето. Клешни.

Когда-то наш шахтёрский городок был жемчужиной страны: богатые залежи драгоценных камней в недрах горы Раш привлекали шахтёров со всех уголков моей необъятной родины. Городок у подножия тогда назывался Перспектива, но сейчас... Драгоценные жилы давно истощились, а на смену шахтёрам с авантюристами пришла корпорация Торкоф.

Вместе с людьми из Торкоф в наш славный городок пришёл упадок: вырытые пещеры горы Раш начали использоваться под хранилище токсичных отходов. Эту гадость везли к нам со всей страны, несмотря на протесты местных. Отходы быстро накопились в горе, а потом распространились по всей долине вокруг Перспективы. С той поры наш городок стали называть «Тупик». Мы находились на отшибе страны, забытые всеми, в увядающей природе.

Уехать из Тупика большинство жителей себе позволить не могли — обедневший город стремительно вымирал. У кого были хоть какие-то накопления — покинули нас при первой же возможности. Остальные, включая мою семью, остались в обречённом городе.

Работы в Тупике толком не было. Лишь небольшие подачки со стороны работников Торкоф, которым не хотелось гробить своё здоровье, а потому они нанимали местных для выполнения особо опасной работы. Заключалась она в следующем: отправка отходов в гору Раш. Чем глубже отвозишь — тем больше платили. Потому местные каждый раз рисковали жизнями, чтобы добыть как можно больше денег. В их числе были мои родители.

Некогда славные потомственные шахтёры каждый раз уезжали с людьми Торкоф, а я со слезами на глазах провожала их, как будто в