Мне тоже, но я никогда не настаивал на этом так, как это делала его подружка.

— Ладно. Все в порядке. Я просто…

— Знаешь, — оборвал меня Билли, уже отговаривая себя от ответственности, — может быть, я могу пойти ненадолго. А потом просто заскочу к ней домой.

Я улыбнулся, несмотря на неприятное ощущение в животе. И был благодарен, что мне не придется заниматься делами в одиночку. С тех пор как Тэмми вернулась к Леви, я часто делал это один, и в большинстве случаев это было отвратительно. Становилось одиноко, и, если быть честным, я начинал чувствовать себя жутким куском дерьма, окруженный новой группой старшеклассников с таким большим потенциалом и надеждой — если бы только рядом не было таких парней, как я и Леви, которые могли бы все это отнять.

Черт, если говорить начистоту, я ненавидел себя.

Очень сильно.

Но что я мог поделать?

Когда я подъехал к дому родителей Билли, его мама помахала мне из окна, пока он забирался в машину. Мы оба были неудачниками, все еще живущими дома, но у нас обоих были разумные оправдания. Он учился в школе, был слишком занят уроками и наркотиками, чтобы найти работу, а я?

Ну, вы же знаете, что я делал.

Я заставил себя улыбнуться и помахал маме Билли в ответ, пока маленький мальчик, живущий в моем сердце, плакал и кричал, прижимая руки к морозному окну и умоляя ее спасти его от жизни, в которой у него не было выбора.

Потом мы уехали, и Билли потянулся к оранжевым пузырькам на центральной консоли.

— Ни хрена себе! Ты что, сорвал гребаный джек-пот?!

— Мы не продадим их все, — предупредил я, сверкнув на него прищуренными глазами. — Но мне нужно от них избавиться. Не знаю… может быть, я… э-э… не знаю. Может быть, я брошу их в озеро или еще куда-нибудь.

— Черт, нет, не выбрасывай их! Я заберу все, от чего ты не избавишься сегодня, — откупорил одну из бутылочек Билли. — Боже, сколько же она купила?!

Билли был единственным человеком на планете, который знал, откуда я беру свои запасы, — и кто, черт возьми, знал, у кого мама их покупала? Я никогда не задавал этот вопрос, потому что знал, что она никогда не скажет. Но у меня были подозрения.

— Я бы сказал, на девять тысяч долларов, — проворчал я, умоляя гнев, ноющий в моих нервах, немного утихнуть. Никто не хотел бы покупать товар у человека, который, судя по голосу, был в двух секундах от того, чтобы лишить кого-то жизни.

— Охереть, — недоверчиво покачал головой Билли, затем вытащил одну таблетку из упаковки. — Ну, что ж, не откажусь.

Он проглотил таблетку одним быстрым движением и удовлетворенно вздохнул. Я покачал головой, в моей душе не утихало разочарование, пока ехал к парковке средней школы. Снег растаял, ночь была немного теплее, и я надеялся, что достаточно молодых людей хотят провести вечер пятницы вне дома. Конечно, я не продам достаточно, чтобы пополнить свои сбережения, но, если повезет, заработаю достаточно, чтобы заплатить за квартиру и сохранить крышу над головой еще на месяц.

Почему меня это все еще волновало, я не могу сказать.

Может быть, это была просто надежда на то, что когда-нибудь у нас все будет лучше.

— Итак, сегодня твой день рождения, не так ли? — спросил Билли, откидывая голову назад и испуская еще один вздох.

Кайф уже брал верх. Мне всегда было ненавистно наблюдать за упадком его энергии и духа, когда маленький голосок в моей голове шептал, что нужно что-то делать, пока не стало слишком поздно.

— Ага, — прохрипел я сквозь сжатое горло, задыхаясь от беспокойства и тревоги.

— Помнишь тот раз, когда у тебя была вечеринка по случаю дня рождения?

«И я впервые застукал маму за плохими вещами».

Мускул на моей челюсти запульсировал при этой мысли.

— Да.

— Это был хороший день.

Я слабо улыбнулся этому чувству. Это был хороший день; бабушка и дедушка позаботились об этом. А потом мне стало грустно. Внезапно я изо всех сил попытался подавить подступающую грусть, слезы и эмоции, которые тяжелым комом скапливались у меня в груди, поднимаясь все выше и выше, пока я с трудом не смог глотнуть воздуха.

О Боже, почему они должны были умереть? Почему они не могли быть здесь сейчас? Почему не могли остановить это дерьмо до того, как все стало так плохо? Я отчаянно нуждался в спасении, которое они всегда давали, в их ласке и любви. Я потянул за воротник пальто, не в силах отдышаться от душераздирающего отчаяния.

Затем, желая отвлечься, я взглянул на Билли.

Его голова свесилась набок, отскакивая от окна, шея обмякла.

— Билли?

Такого никогда не случалось. Его кайф никогда не был таким сильным, как сейчас. Он никогда не терял сознание. Билли никогда не дышал так, словно пытался высосать пузырьки через соломинку.

— Билли!

Шины взвизгнули, когда я остановил машину у школьной парковки. Потом протянул руку и с силой встряхнул его за плечо.

— Билли!

Он не проснулся.

Я распахнул дверь и вышел из машины, чтобы перебежать на другую сторону. Затем открыл пассажирскую дверь, отстегнул ремень безопасности и вытащил его из машины. Билли обмяк, каждый вдох был неглубоким и медленным, — но он дышал. И я с такой надеждой, как никогда раньше, хватался за каждый из этих глотков воздуха, опустился на колени и позвонил в службу спасения.

— Блядь! — завопил я, выпустив на волю поток эмоций, которые подавлял. — Черт возьми, Билли. Не делай этого со мной. Пожалуйста. Не делай этого.

Оператор ответил, спросил, где я нахожусь и что за чрезвычайная ситуация.

— Мой друг только что принял оксикодон и не хочет просыпаться, — сказал я ей после того, как рассказал, где нахожусь, вытирая слезы с моего холодного, обветренного лица.

— Хорошо, сэр. Машина скорой помощи уже едет. Вы можете описать мне, что с ним сейчас происходит?

Я сделал все, как она сказала, и