Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17 июля.
<…> О Слава одиночеству! Оно страшно лишь в первой стадии своей острой муки — от нахлынувшего, до сих пор таившегося полчища «призраков». <…> Обед. Радяхинский лес; отдаленная гроза; ослепление тоской воскресных мужиков и серой пеленой неба. Низом — в Блавское. (Конюх; журчание речки; комары; капли на листьях. Зеленеющая пустота и молчание. Пастух у Краснухи: «Полтора рубля — большие деньги»). Обратно лесом. Начало стиха:
Как сон, как сон опять перед усталым взором
Чуть розовая рожь, синеющий овес,
Закатным заревом пылают сосны бора,
И пряным духом трав туманится покос.
19 июля.
Нездоровье. Попытка идти в Сундуки (это после долгих сомнений: слабости… чуть ли ни в город!). Потом решил: «что это?», ведь помимо всего среда — мое родное! Останусь так. А «так» — и в Сундуки через Гриву дойду. Так и решил и полдня пролежал около Васьковской дороги. Решил «лечиться».
Вечером уборка сена с Дуней (2 воза). Ужин — снетки. Перенос постели (хотел на сеновал). Лунная ночь. Открыл окно и лежал, усталый здоровой усталостью: без забот и сомнений, отдаваясь мигу молчания и ветерка. Благая звездочка. Сверчок на печи.
20 июля.
Впервые полное здоровье; вкусное осознанно-бревенчатое пробуждение. Бодрое мытье. На востоке тучи.
Голопузый Ильюшка. Завтрак; и с одной курткой через Гриву в Сундуки в 10 часов утра; облачной дождь на горизонте. Дивный душистый лес. Речка слепящая от обилия света, даже без солнца. Остановка у Гривы, дождичек; питье воды; стрекозки и шелуха их личинок… Грива пышет как из сосновой духовки, порой свежестью. <…>
Вторая остановка: встреча с девочками, покупка ягод, чистка палки (чуть сжалось сердце «моим»). Наконец сундуковские леса. Прежнее ощущение. (Волжские массивы. Дивный солнечный соснячок и сухой ельник; березняк с мостами. Началась радость. Земляника и муравейник у самой колеи; глушь лесной деревни).
Третья остановка на лужайке, не доходя большой дороги. Комары. Решение… вопроса среды: потому не ощущал ее необходимости, что (самодавлеющие) творческие пласты, захватив своей инерцией, — стали ненужными (!). Понял это, представив себя богатым, и представил себе иллюзорность ее… ненужность. (Всегда помни исходную ненужность!) <…>
Вспомнился вопрос творчества: молчания — немолчанием (Бетховен); вновь выяснилось. Все зависит от материала и техники мысли.
Сундуки: встреча со старыми лицами. Поле; при выходе — паренина; ряды камней; большая радость. Белый, белый старичок в окошке крайней избы, что-то делающий и тихо напевающий детским голоском: «Солнце всходит и заходит», а кругом тишина… Дети бегут навстречу. Христя — как родная; чай. Плачущая Лиса-баба. Сразу после чая с детьми в бывшую паренину. Там рожь. Варя на руках. До Хмелёвки. Тут не может быть боли, хотя и 4 года [прошло], ибо здесь все было самое высшее и вечное, ничто не связано с личным и «во времени». Посмотрел домик — покосился, живут… То же чувство: внутреннее дрожание и проникновение. Поиски букв… Печечка, лавки, окошечки… чувство будто увидел родного умершего. (Почти возврат мига.) Потом до сорогорского леса; вид издали на часовенку. Дома Трофима — нет. Школы — нет; но тот же вид?.. нет! Так здесь хорошо; эта лесная глушь, что всякая боль исчезает в миге молчания. Желание даже пожить… но нет: люди, условия… Эх, так мгновенно открылось вновь: надо бы осесть на недельку и утвердить… Шел и все старался представить истекшие четыре года. Нет! — отвлекает окружающее и его благо. Только изредка, как и в Хмелёвке, сознание действительности через вопрос себе: «С чем же ты пришел сюда?» И не столько через то, что было, как через воспоминание о том, как думал о том, что было. <…>
Ночь на сеновале: проснулся, еще в голове туман — не выспался. Почти светло. Из щелей крыши и ворот чуть доходит дуновение свежего, рассветного ветерка и виднеется кусочек светлого утреннего неба с тучками; полное молчание, только изредка на деревне поют петухи, комар звенит где-то и шелестит под локтем сено. Около меня, упершись коленками мне в спину, крепко спит и сладко дышит маленький Санька. Не успели мы вчера в темноте прийти сюда, разостлать ощупью дерюжку, лечь, а уж он засопел и крепко заснул, так и не снимая ничего, даже шапчонки.
Долго не спал, городские нервы… вдыхал запах свежего сена, доносившейся сырости травы и крепкий душок маленького мужичонки, лежащего рядом. Он вдруг задергал ножками, ухватил меня за спину и сквозь сон: «Постой, постой, куды же ты?»
Все светлее щели и небо в них. Реже сырость свежей струйки ветерка. Вон, видно, как шевелятся травинки и соломинки, повиснувшие на бревнах стен, посапывает мой мальчонка… Вспомнился Вильгельм Телль… бродить бы так с сыном… В голове туманно, как-то мглисто, но тихо-тихо и хорошо так… Заснуть еще… Чу, будто издалека, издалека долетал клик журавлей… еще… Да — журавли! Далекие журавли, смыкаются глаза.
21 июля.
Еще за вчерашний день: вспомнил у лесного мостика, как провожал Г. На минутку сжалось сердце (батюшка и все тогда живое…). Потом сидел на лавочке перед домом Нила. Дядя Дороня, его просьба в город, «ау». Дунька с ведрами. Иван Лебедев (его грустные глаза). Беседа с Дунькой.
Она с луком. На крыльце кошки. О больном муже, браке. Ее: «Так-то ходишь — ноги-то идут, а в голове: „нет, не ладно не так“». Ужин с тетей Христей и Санькой. Рабочие-постояльцы. Темная изба, похлебка. Трагикомическая поездка Христи в Москву.
23 июля.
«В Испании есть король; король этот — я». А в Блавсом бору появился молодой князь Путятин, и по мнению и к радости (?!) доровцев и красухинцев, князь этот — я (и значит «скоро все повернется!»). День жаркий, неистовый. Громыхает. Облака — как в лете из «Времен года» [Чайковского]. После мытья лежал под яблоней, изнемогая и борясь с «низами» через сознание отдыха и окружающей родины. Думал еще о возможности крестьянства: 1) нет, это (тоже) «ненужно»; 2) рискованно «конкретное», хотя все, как — все. И помещичье тоже возможно, но все же предпочтительнее лесничество и свобода от собственности. <…>
Выпил молока и Блавским лесом к Шиповнику. Обвалившиеся берега. Прощание с Блавским. Обратно лесом. К Андрею. Возка сена. Близко гроза. Сидение на пороге с Мишенькой (его глаза — васильки на рахитичном личике,