было бы иначе и заговор не случился, но почти уверен, что Петр Алексеевич пригодился. Ну, да ладно. Как гласит народная мудрость: «Если бы у бабушки были уды, то она была бы дедушкой».

Я не стал находиться рядом со входом в спальню наследника, посчитав за лучшее быть рядом с Павлом, потому пошел дальше и закрыл за собой дверь. Тем более, что ни мне, ни императору не нужно было входить во внутрь, чтобы видеть то, что происходит. В дверь был вмонтирован обзорный глазок, позволяющий видеть пространство перед спальней наследника.

Между тем, дверь в покои цесаревича распахнулась, сразу за ней стоял Александр Павлович, будто подслушивал. Он выглядел величественно. Уложенные, словно гелем, волосы, может, и гусиным жиром, без единой погрешности и складочки выверенный мундир синего цвета с золотым шитьем и золотыми пуговицами. Цесаревич предпочел мундир Семеновского полка, шефом которого являлся. Понятно, что в столь неурочный час, Александр не только не спал, но и ожидал новостей. Уже это является доказательством его участия в заговоре.

— Простите, ваше величество! — зарыдал Панин и рухнул на колени, начиная целовать ярко начищенные туфли Александра.

— Что? За что простить? — с надрывом в голосе воскликнул Александр.

Боже, какой актер пропадает!

— Государь, ваш батюшка убит, — сказал Пален.

Пауза, еще секунда, пять секунд, полминуты. А наследнику процессор менять надо, видимо, зависает, когда задачка со звёздочкой.

— Убийцы кто? — будто сглотнув ком, говорил Александр.

Я этого уже не видел, дал возможность наблюдать за происходящим Павлу. Ну не отгонять же от глазка императора, который смотрел на своего сына не шевелясь.

— Что? Батюшку убили? — раздался еще один весьма знакомый голос.

Константин… Мне докладывали, что он с большой долей вероятности будет у брата. Второй сын императора не любил находиться в одних покоях со своей женой после того, как оскорбит ее и ударит. А в последние нервозные дни, для Константина супруга стала грушей для битья.

— Так точно, ваше императорское высочество, убили, — отвечал Пален.

— Я рассчитываю на вас, господин генерал-губернатор, что все участники будут наказаны. Вы уже знаете, КТО должен быть наказан? — спросил Константин.

— Знаю, — отвечал Пален, в то время, как Панин продолжал плакать, стоя на коленях.

В это время я не слышал Александра, но догадывался, что он горюет, присел на кресло, что должно было стоять рядом с дверью по праву сторону от входа, вот на нем и строит мину сына, который узнал о смерти любимого отца.

— Списки мне на стол! — дрожащим голосом повелел Александр. — И пошлите к матушке кого-нибудь.

Через две минуты два гвардейца из тех, что стояли у дверей цесаревича, поспешили сообщить новости императрице. Хорошо, что не в нашу сторону побежали. Мария Федоровна предпочитала в последнее время покои рядом с сыновьями, а это еще дальше спальни наследника.

— А что это за офицер с вами? Подполковник, представьтесь! — потребовал Константин.

— Подполковник Михаил Иванович Контаков, смею надеяться, друг и товарищ генерал-лейтенанта Беннигсена, — отрекомендовался не по-уставному Миша.

— Этот офицер нашел шарф в спальне императора, — Пален провоцировал сыновей Павла на откровенность [прозвучал намек на то, как был убит, задушен шарфом, Петр III Федорович, дед Александра].

— Вы действительно, считаете, что мне это должно быть интересным? Да как вы… Как вышло, так вышло. Все должны молчать! — выкрикнул Константин.

— Все, с меня хватит, — сказал император, отстраняясь от двери. — Фарс, да и только. Дети играют во взрослые игры.

— Ваше величество, но еще Мария Федоровна, — возражал я.

— С меня хватит. Более нет смысла не верить вашим словам. Я вижу, что вы правы, — сказал император.

— Александр сейчас выйдет через эту дверь, — сказал я. — Обождите еще немного, уже близка развязка.

Павел задумался, а потом присел на ближайший стул и закрыл лицо руками. Он не плакал, он, будто бы не хотел видеть всего того, что происходит. Возможно и закрыл бы уши, чтобы ничего не слышать, но у человека только две руки. А вот сердце — оно одно, и нет той руки, которая способна прикрыть его, чтобы не болело.

— Что? Убили? Его убили! — с криком, первая из дверей появилась императрица, она пробежала, даже не заметив своего живого, правда, надломленного предательством, мужа.

— Мама, стойте, нужно о восшествии моем заявить! — закричал Александр, устремляясь вслед матери.

— Прикрыть императора! — приказал я и двое лакеев загородили Павла своими телами.

Я сам отвернулся, чтобы бегущий следом за своей мамой Александр не узнал меня. И куда они побежали? Я догадывался.

— Отсекайте Константина и берите его, но не жестко! — приказал я, а после обратился к императору, который уже успел встать и смотрел в сторону убегающих родственников. — Ваше Величество, не желаете посмотреть спектакль?

— А что он еще не закончился? Какая-то затянутая пьеса, мне не нравится, — отвечал государь.

— Пален, к Александру идите, поддержите его там! — скомандовал я.

Через пять минут мы наблюдали картину, описывать которую я бы не хотел никогда, чтобы не втаптывать в грязь честь и достоинство императорской фамилии. Надеюсь тут нет иностранцев, иначе позора не оберемся.

На центральном входе в Зимний дворец, у лестницы, у распахнутых настежь входных дверях, на самой лестнице, собралось порядка двухсот гвардейцев, в основном семеновцев. Именно им и спешили сообщить о своем восшествии на престол. Спешили? Во множественном числе? Именно так, у Александра появился конкурент, его мать.

— Я есть ваш императрица! Поддерживайте я, — волнуясь, от чего акцент Марии Федоровны усугублялся, кричала, якобы, вдова.

— Да куда же вы, матушка лезете? Я наследник, мне и править! — возмущался Александр [ряд источников сообщает, что Мария Федоровна в реальной истории, действительно, кричала, чтобы ее провозгласили императрицей].

— Я есть Мария, могу стать, как Екатерина. Все будет, как при Екатерина, — продолжала кричать Мария Федоровна.

— Но я наследник! Виват, гвардия, мои семеновцы! — кричал Александр. — Батюшка скончался от апокалипсического удара, но я ваш государь нынче.

— Но я уже есть императрица! — последовала очередная, но уже робкая попытка Марии Федоровны переменить ситуацию в свою сторону.

— Уведите мама, ей не здоровится! — потребовал Александр и вновь обратился к гвардии. — Виват! Все будет, как при бабке, виват!

Александр Павлович распинался, кричал, но его не поддерживали. Сын, якобы