Я резко обернулась. Передо мной стоял Някке, он был человеком – настоящим, из плоти и крови.

– Не ты? А кто же? – воскликнула я, – Я слышала, как Айно называет пиявца Хранителем! Хранитель – это ты… Что за жуткого монстра ты скрываешь под своим человеческим лицом, Някке?

Он молчал. Ярость и гнев разрывали мою грудь.

– Что ты наделал, монстр? Ты же убил ее! – закричала я.

Взгляд Някке зажегся огнем, лицо напряглось, кулаки сжались. Я отступила от него на пару шагов.

– Это взаимовыгодный процесс Дана. Девушки хотят избавиться от своих недугов, а пиявец жаждет крови, – медленно произнес он.

Мысли в моей голове смешались. Я словно видела дурной, страшный сон, но никак не могла проснуться. Само пребывание в Лааниккене было похоже на сон.

– Не могу поверить, что все это происходит на самом деле, – прошептала я и снова присела рядом с Юлианой, – как же они остаются живы, если ты выпиваешь их кровь?

– Пиявец пьет дурную кровь, а оставшаяся смешивается с озерной водой, вот и все.

– Она будет жить? – тихо спросила я, держа руку Юлианы возле своего лица.

– Да, как и все, что были до нее. И к тому же, она выздоровеет. Она ведь приехала сюда за этим – за очищением. Она его получила. Как только озерная вода окончательно смешается с ее кровью, Айно отправит ее домой.

– Это будет уже не она, не та Юлиана, которая сюда приехала, – разочарованно проговорила я, – это будет другой человек – безвольный и пустой, как кукла. Я видела очищенных девушек. Они другие – бесчувственные, равнодушные и холодные, как рыбы.

– Зато они больше не доставят проблем своим родным. Их жизнь будет спокойной. Ты ведь и сама хотела очиститься, Дана, – грустно усмехнулся Някке.

– После того, что увидела, уже не хочу.

– Вот и правильно. Очищение – это древнейший ритуал. Но тебе он не нужен. Ты особенная. И ты не просто так оказалась здесь.

Я удивленно взглянула на Някке. И тут на тропинке, ведущей к озеру, послышался шум шагов и голос Айно.

– Заберешь девушку с берега и отнесешь в спальню, – наказывала она вслух Вейкко, как будто он вовсе не был глухим, – да потише, чтоб не разбудить остальных!

Някке схватил меня за руку, и мы вместе побежали в темноте по берегу к ближайшим кустам. Укрывшись в густой траве, мы притихли и сидели молча до тех пор, пока Айно с Вейкко не ушли с берега. Перед тем, как уйти, Айно пристально посмотрела в сторону озера.

– Някке! Ты здесь? – крикнула она и обернулась.

Не получив ответа, шаманка с задумчивым видом пошла прочь. Я с облегчением выдохнула, и посмотрела на Някке.

–Иногда я ненавижу ее за то, что она сильнее меня, – проговорил Някке, и в голосе его я услышала такую тоску, от которой у меня сжалось сердце.

– Неужели шаманка, поющая руны и восхваляющая тебя по десять раз на дню, имеет над тобой власть? – спросила я.

– Айно не просто шаманка. Она – та, что дала мне жизнь, пожертвовав ради меня всем…

– Айно – твоя мать? – я округлила глаза от удивления.

– Да, – спокойно ответил Някке.

Он подошёл ближе, взял меня за руку. Его светло-карие глаза потемнели, и внутри меня все опять предательски затрепетало от его завораживающего взгляда.

– Поверить не могу… – выдохнула я, – такое ощущение, что я попала в какую-то аномальную зону!

– Это все Лаайниккен. Я мечтаю уйти отсюда навсегда, обрести свободу. И только ты можешь помочь мне.

– Почему именно я? – голос мой прозвучал глухо, – что во мне такого особенного?

– Ты черная стрекоза! – яростно прошептал Някке, и глаза его странно сверкнули.

Стрекоза. Стрекоза. Стрекоза.

Это слово оглушило меня, отозвалось внутри многократным эхом и затихло где-то в области солнечного сплетения.

Одну ладонь Някке положил мне между лопатками, а второй коснулся губ.

– Ты стрекоза. Тут – твои крылья, а тут – твои зубы.

Я вздрогнула и меня словно отбросило в прошлое. Вот мне шесть, и мама, обхватив мое щекастое личико, шепчет: “Помни, Дана, у тебя есть крылья и зубы!” А я в ответ смеюсь и скалюсь беззубо. В шесть лет у меня как раз выпали передние резцы, и какое-то время я весьма забавно выглядела.

– Стрекоза, крылья, зубы, – тихо проговорила я, – Опять двадцать пять! я, вообще-то, боюсь насекомых. Спасибо, что не таракан.

Някке не засмеялся моей шутке. Все-таки, у меня был талант шутить не вовремя.

– Я вижу рядом с собой стрекоз, но я ничего не знаю об этом, – прошептала я.

– Черные стрекозы – древнейший женский род, – сказал Някке, – Испокон веков стрекозы делили эти земли с пиявцами. Ты одна из них, Дана. Твоя мать была стрекозой. Она должна была рассказать тебе об этом, она должна была научить тебя пользоваться своей силой.

Силой? Я усмехнулась. Более слабой, чем сейчас, я себя никогда не чувствовала. Оказывается, во мне дремлет какая-то особая сила! Надо же! Интересно, в каком месте?

– Моя мама умерла почти три года назад. Это случилось внезапно и неожиданно. Несчастный случай. Может, она хотела, но просто не успела мне рассказать? – прошептала я, закрыв глаза.

Някке поднял голову и долго молчал, всматриваясь в черное небо, на котором мерцали серебристые звезды. Его мужественный, прекрасный профиль сводил меня с ума.

– За озером, в лесу, что темнеет на горизонте, живет древняя старуха. Ее зовут Ваармайя. Она знает все о черных стрекозах и пиявцах. Я могу переправить тебя туда.

Я резко открыла глаза и воскликнула:

– Что? Нет! Какой ещё лес? Какая еще старуха? Я еле привыкла к здешнему быту, и теперь ты хочешь отправить меня не пойми куда к какой-то старухе?

Някке приложил ладонь к моим губам.

– Тише! – прошептал он мне на ухо и нежно коснулся губами моего лица.

Я задрожала от его прикосновений. Взгляд Някке околдовал меня, свел с ума. Его дыхание было теплым и пахло душистыми травами. Мы слились в страстном поцелуе, и я поняла, что не справлюсь со страстью, которая поднялась откуда-то из самых темных глубин души.

Я позабыла о том, что еще каких-то полчаса назад этот мужчина в обличье мерзкого пиявца пил кровь Юлианы. Я позабыла обо всем. Разум заволокло мутной, пьянящей дымкой, все вокруг замерло, перестало существовать. Остались лишь мы с Някке и наша обжигающая страсть. На секунду я отпрянула от него, скинула с себя ненавистное платье и тут же снова прильнула к обнаженной мужской груди.