— Я ж его записала в кустах на земле… — обрадовалась яи попыталась вспомнить номер, с «Опелем» вышло лучше, чем с его хозяином, вмозгу незамедлительно всплыли цифры 196, не зря я так долго пялилась на надписьпод своими ногами, сидя в кустах. Андрюха вызвался сбегать в кусты и скоровернулся сильно удрученный: от надписи и следа не осталось, в кустах менясменил рыжий кот и песок использовал по своему усмотрению. В общем, ни номераназвать, ни описать убийцу я не могла и расстроилась даже больше, чем Родионов,потому что всегда считала себя внимательной и предусмотрительной. Меня ещенемного поспрашивали, а потом, к величайшей моей радости, отпустили; я, честноскажу, к тому моменту уже видела себя в тюрьме почему-то с кандалами на ногах.

Сказав родной милиции спасибо неизвестно за что, я побреладомой, до угла меня провожал Андрюха Коломейцев.

— Как думаешь, меня посадят? — с тоской спросилая.

Он испугался:

— За что?

— Они ведь думают, это я его убила.

— С какой стати им так думать? Зюзя наркоман, а ты… чтоможет быть общего между вами?

— Фотография, — вздохнула я.

— Из-за фотографии людей не убивают, —наставительно изрек участковый и оказался ох как не прав.

Мы простились на углу, Андрюха бегом вернулся в«малосемейку», а я побрела домой. Из ближайших кустов появился Сенька, затемКузя, а вслед за Кузей возникла, как всегда чумазая, физиономия Васьки Чугунка.

— Отпустили? — прошептал он. — Недолго тебядержали, повезло. К ментам как попадешь…

— Да замолчи ты, — цыкнул на него Сенька, взялменя за руку и спросил:

— Ты расстроилась?

Вопрос неожиданно вернул мне все привычные рефлексы.

— Обрадовалась, — рыкнула я и перешла на крик:

— Марш домой, все… — Первым бросился Кузя, за ниммальчишки, ну и мне пришлось поднажать.

Дома мы поужинали в молчании и решили пораньше лечь спать,Кузю я оставила в квартире. Не то чтобы я кого-то опасалась, но присутствиесобаки успокаивало, Чугунок остался, сам, не говоря ни слова, прошел в ванную,где минут десять зверски тер мочалкой лицо и руки, затем достал раскладушку иначал устраиваться. Я было хотела послать его домой, чтобы предупредить мать отом, что он дома не ночует, но, вспомнив, что за последние полгода Чугунокночевал у меня раз тридцать, а мамаша этого даже не приметила, только махнуларукой. Мальчишки делали вид, что спят, время от времени шушукались в своейкомнате, Кузя вздыхал возле двери, должно быть, тоскуя о конуре и вольнойжизни, а я сидела в кухне, прихлебывала давно остывший чай и невесело размышляла.Всю ночь я не сомкнула глаз, а утром, чуть свет, приготовив мальчишкам завтрак,отправилась в школу. Сторож, молодой парень, продрав спросонья глаза, шел замной с ключами и вдруг поинтересовался:

— Дарья, а ты замуж не собираешься? Я покосилась нанего, прикидывая, к чему это он, и чистосердечно ответила:

— Соберусь, если на днях в тюрьму не посадят.

За работой я немного отвлеклась и даже начала подумывать,что, мол, не все так плохо, глядишь, и без тюрьмы обойдется, а в 11.30,возвращаясь из буфета, обнаружила Кузю в окружении детей (в каникулы у нас вшколе работает летний лагерь), а вслед за ним и своего племянника, которыйсидел на подоконнике напротив моего кабинета.

— Ну что? — спросил а я.

— Дядька приходил, тот, что высокий. Он вчера вветровке был, а сегодня в футболке, потому что жарко. Со мной разговаривал.

— А ты ему сказал, что ты несовершеннолетний идопрашивать тебя без родителей он не имеет права?

— Само собой, я что, неграмотный? Дядька говорит, чтоэто вовсе не допрос, он поговорить хотел.

— А какая разница?

— Ну, не знаю… Он и Чугунка выспрашивал. Слушай, Дарья,а по-моему, этот Родионов нормальный дядька, и он вовсе не думает, что это мыЗюзю укокошили.

— Так он тебе и скажет, что думает, — хмыкнулая. — Ладно, сходи в магазин, список и деньги на холодильнике.

— Я все купил.

— Молодец, однако двигай отсюда. Мне работать надо.

А вот работать не получилось. Я сидела за столом, поднималакрышечку с подарочной чернильницы и, подержав в руке, опускала на место, заэтим занятием меня и застал Родионов. В дверь постучали, я крикнула: «Да!»,потому что кабинет у меня довольно большой, до двери далеко, а в коридореобычно шумно, и тут появился Александр Сергеевич, сказал: «3дравствуйте»,улыбнулся и без приглашения плюхнулся на стул.

— Здравствуйте, — вздохнула я.

— Разговаривал с вашим племянником. Занятный парень.Мне понравился.

— Вы ему тоже, — порадовала я. — У вас ко мнедело или вы зашли сообщить, как вам понравился мой племянник?

— Честно говоря, я просто шел мимо. Дай, думаю, зайду.

— Сведения обо мне собираете? — вздохнула я.Родионов опять улыбнулся. «Если человек с такой улыбкой способен засадить меняв тюрьму…» Не успела я додумать свою мысль до конца, как он заявил:

— «Опеля» с номером 196 в нашем городе незарегистрировано. Вы уверены, что ничего не напутали? Может, цифры другие илиномера иногородние?

Он все еще улыбался, и я заподозрила, что он надо мнойиздевается, но так как он вел дело об убийстве, послать его к черту я не могла,потому и ответила честно:

— Не знаю. Пока не увидела Зюзю мертвым, была уверена,а как увидела… Что-то с моей головой приключилось.

— Понятно, — точно радуясь чему-то, кивнулРодионов, затем поднялся, сказал: «До свидания» — и в самом деле ушел. А яокончательно скисла.

Само собой, меня подозревают, еще этот маньяк дурацкий,теперь не скажешь, что я попросту не могла справиться с Зюзей… смогла бы, даеще как. И Родионову это доподлинно известно, вот он и ходит, ждет, когда уменя сдадут нервы и я во всем признаюсь. Беда в том, что признаваться-то не вчем. Еще номер «Опеля» забыла… если бы у меня был этот номер… А почему,собственно, я решила, что убийца парень в синем пиджаке? Кто угодно мог прийтипосле него и задушить Зюзю… Но дядька сказал, убили его в два. Значит, Синий.Придется его найти. Уставясь на телефон, я пыталась решить, как это лучшесделать; дверь без стука открылась, и в кабинет просочился Чугунок. Несмотря нато, что вчера он дважды мылся и даже надел мою футболку, сейчас выглядел так,точно неделю жил в кочегарке.

— Чего тебе? — нахмурилась я.